Всего две точки над «е»: приключения одной буквы
Совершенно непонятно: как же мы жили без неё раньше – всё то долгое-долгое время, что её у нас не было?.. Чтобы ответить на такой простодушный вопрос, необходимо прояснить: а кто такие эти мы, умудрившиеся долгие века жить без буквы «ё», хотя звуки наших языков настоятельно её требовали, и когда, наконец, наша разлука с нею прекратилась и фонетика счастливо соединилась с графикой? И вообще, как и откуда взялась эта затейливая буквица – самая молодая, между прочим, из букв русской азбуки? И не просто самая молодая, но ещё и – среди них всех – единственная авторская: лишь эта буква может похвастаться тем, что известен её создатель (с наибольшей вероятностью это Николай Михайлович Карамзин, хотя упоминают и другую родительницу – Екатерину Романовну Дашкову). Называют даже точную – вплоть до дня! – дату её рождения: 29 ноября 1783 года (и существует традиция отмечать эту дату как день буквы «ё»). Знающие люди, правда, эту дату оспаривают, утверждая (вполне аргументированно), что годом рождения «ё» следует считать всё-таки 1797‑й; чуть ниже мы об этом расскажем. Но тем не менее: у других букв ничего подобного нет!
Да, есть ведь и ещё один вопрос – тоже достаточно наивный для того, чтобы на него было интересно отвечать: с чего вдруг потребность в такой букве вообще возникла? О, и ещё один, – наверное, самый наивный, но ведь, согласитесь, ответ на него совсем не очевиден: а почему вдруг звук [jo], в котором совершенно отчётливо слышится [о], а никакое не [e], заведено обозначать графемой, в основе которой – буква «е»?
Народы «ё»
Прежде всего – о том, кто такие «мы» (по аналогии с «народами Книги», отчего бы не говорить о народах «ё»?). Нас, использующих кириллические алфавиты с буквой «ё», много, и это не только русские, белорусы и русины (кстати: в русском и белорусском алфавитах «ё» – седьмая буква, а в русинском – девятая). «Ё» освоилась и за пределами славянского ареала, укоренившись в некоторых неславянских алфавитах, при разработке которых за основу была взята так называемая гражданская кириллица (та самая, что когда-то была введена в употребление Петром Первым и позже претерпевала лишь незначительные по существу изменения – одним из которых и стала в своё время интересующая нас буква): в казахском, киргизском, монгольском, таджикском, удмуртском, чувашском…
Обозначает она во всех этих алфавитах, по существу, одно и то же: в случае, если она стоит после согласной, свидетельствует о мягкости соответствующего звука, за которым следует звук [о], а во всех прочих случаях – йотированный [о]. Но дальше начинаются расхождения. У русских, если в слове стоит буква «ё», – можно не сомневаться, что именно на соответствующий звук падает ударение (это, правда, лишь в случае, если слово не заимствовано из другого языка или и вовсе не является иноязычным именем собственным – вроде, например, Шандора Петёфи, в фамилии которого ударение неукоснительно падает на первый слог). Более того, русская «ё» пользуется особенной свободой – близнецам из иных алфавитов впору ей позавидовать: писать её необязательно! (Некоторые издания даже настаивают на том, чтобы вовсе её не писать, – за исключением тех случаев, когда она имеет смыслоразличительное значение1 и позволяет, допустим, отличить слово «все» от слова «всё», а также передаёт близкое к аутентичному, насколько возможно, звучание имён собственных – особенно иноязычных и не слишком широко известных. Скажем, Иоганна Вольфганга Гёте в написании «Гете» ещё узнают более-менее все, а вот в случае, допустим, Эдуарда Мёрике точечки над «е» желательно уже поставить. Впрочем, и в русских фамилиях она умеет быть неотменимой: так различаются, например, фамилии «Огнев» и «Огнёв». В документах это различие принципиально, но на самом деле это одна и та же фамилия – просто первый из её вариантов обязан своим возникновением либо пренебрежению буквой «ё», либо – если был записан до XIX века – отсутствию графических средств для передачи соответствующего звука.) А вот в орфографиях белорусского, русинского, удмуртского, чувашского и ещё некоторых языков «ё» совершенно неотменима.
1 Наш журнал придерживается этого же правила. Но из уважения к букве «Ё» в данной статье она занимает своё место везде, где должна быть
Ё-корни: фонетика
Как ни удивительно, фонетические корни «ё» не так глубоки: нашей древности они не достигают. Ни старославянская, ни церковнославянская азбуки неспроста не имели нужды в такой букве: соответствующего сочетания звуков эти языки не знали. В древних славянских языках не было звука [о] после мягких согласных (включая шипящие и [ц] – он тоже был мягким!) – в праславянском это место занял звук [э].
И лишь в XII веке в нашем языке начались – и шли примерно до XVII столетия – процессы, приведшие к изменению звучания того – ударного – гласного, который обозначается буквой «е»: перед твёрдыми согласными и в конце слова звук [э] в живой разговорной речи превратился в [о]. Понятно, что ни церковно-славянский язык в целом, ни отдельные церковнославянизмы этот процесс не затронул. Поэтому, например, разговорному – и в этом смысле грубоватому – слову «бытиё» и поныне соответствует возвышенное – как всё, маркируемое церковнославянизмами, – «бытие». Кстати, эти родившиеся в разговорном языке сочетание [jo] и [о] после мягких согласных долго ещё воспринимались как просторечные, и вплоть до XVIII столетия в письменных текстах мы их не встретим, – на самом деле, почти не встретим: ещё не имея собственного графического облика, «ё» всё-таки пробивалось в письменную речь под личиной буквы «о» после мягких согласных: например, в слове Семонъ.
А вот и ответ на вопрос, почему в русском письме, обозначая этот звук, мы ставим две точки не над «о», что кажется наиболее логичным, а над «е»: используется такая буква почти исключительно в тех позициях, где когда-то произносилось [(j)e] – а произношение [(j)o] развилось именно отсюда. В иных языках, особенно в неславянских, конечно, всё было иначе. Но поскольку русский алфавит, вместе со своей буквой «ё», старше их всех, – они просто заимствовали её готовой – вместе со всем алфавитом.
«А для чево писать іожъ а не йожъ, етова я и не постигаю»: Ё-соперники, Ё-предшественники, Ё-альтернативы
Сегодня может показаться удивительным, что один из самых радикальных реформаторов русской письменности, Пётр Великий, создавший в 1708—1711 годах употребляемый в основном и поныне гражданский шрифт, графических средств для звука [jo] не знал – несмотря на то, что этот звук со всей очевидностью присутствует в его собственном имени. Но, во всяком случае, в XVIII веке, примерно к середине его, стало очевидным, что от звука [jo] даже в возвышенной литературной речи никуда не деться (например, в местоимении «её»), на эту фонетическую реальность надо как-то реагировать и пора уже искать средства к её обозначению.