Буль-буль
1.
Служба на КЭЦ1 – дело, прямо сказать, нетривиальное. Корабль, названный в честь великого теоретика космонавтики, был достаточно большим, чтобы играть роль космической станции.
1 КЭЦ – Константин Эдуардович Циолковский.
Европа, спутник Юпитера, всегда хранила много тайн. Всего две недели назад я прибыл сюда, а уже ощущаю себя причастным. Каждое утро перед началом трудового процесса я любовался шикарным видом из обзорного модуля. С одной стороны – громада Юпитера, с другой – ледяные равнины Европы. Газовый гигант был живым. Пятна облаков и вихрей находились в постоянном движении и завораживали. Его спутник, напротив, выглядел мертвой ледяной пустыней, но я знал, что это впечатление обманчиво. Вскоре я увидел полоску в небе. Тонкая атмосфера спутника Юпитера не давала таких спецэффектов, как на Земле, но небольшая падающая звездочка все же получилась. Зонд попал точно в струю гейзера и, должно быть, сейчас прошел сквозь трещину во льду и углубился в местный океан.
– Любуешься, мечтатель?
Я обернулся. Старпом Олег Николаевич Кузнецов висел рядом со мной и улыбался в седые усы.
– Этот вид никогда не надоест.
– Так точно. Сегодня новое погружение «Тритона». БАПА2 прислала предстартовую телеметрию. Пойдем.
2 База подводных аппаратов.
Я с неохотой оторвался от созерцания и поморщился. Старпом ухмыльнулся, видя мою реакцию, и, ухватившись за поручни, выплыл из отсека.
– Я понимаю, Петров, что ты со своим опытом хочешь быть там.
– Это все равно что видеть, как твою мечту осуществляет кто-то другой.
– Ну, первым погрузиться в океан чужого мира ты уже не сможешь. Ли Вэй и Миша Тацин сделали это месяц назад. Тогда зачем волноваться? Твой выход через две недели. А пока расслабься и сосредоточься на работе.
Мы летели по большому туннелю, «хребту», как все его называли. Он шел через весь корабль, и от него отходили десятки модулей разного назначения. И вот мы оказались в СЗП – модуле слежения за поверхностью, откуда осуществлялось наблюдение и координация действий БАПА, зондов и вообще всего.
Вплыв в кресло, я пристегнулся ремнями. Как только провел рукой над консолью, передо мной возникло голографическое изображение с данными зондов и радиобуев поблизости от БАПА. База подводных аппаратов БАПА‑1 являлась единственной в своем роде. Ее установили всего три месяца назад, расположив над одной из «веснушек»3. Все показатели для старта экспедиции в норме: температура воды под базой, состояние ледяного панциря вокруг нее, готовность полыньи, над которой, собственно, и был установлен готовый к новым приключениям «Тритон‑1».
3 Участки поверхности Европы, где глыбы более теплого льда из нижних слоев океана поднимаются на поверхность.
В модуль вплыл капитан корабля Виктор Ли. Высокий, темноволосый, светлокожий, но с восточным разрезом глаз – прямо-таки символ евроазиатского содружества.
– Дорогие товарищи, главная цель третьей экспедиции – определить источник зюзи, – объявил он.
Все улыбнулись. Это вещество было обнаружено во время второй экспедиции. Оно пузырями поднималось из неведомых глубин Европы. Взятие его образцов показало, что это ранее неизвестная форма высшего спирта. Откуда она взялась, и предстояло выяснить.
– Второстепенная цель – разобраться с мнемонической аномалией.
В этот момент на всех консолях появилось изображение, транслируемое с камер аппарата. Большая дыра во льду, заполненная мутной черной водой с плавающими кусками льда.
На экране появились схематичное изображение аппарата – большая сфера с раструбами двигателей внизу и лапами-манипуляторами впереди и цифры обратного отсчета. Вскоре аппарат со всплеском ушел под воду, оставляя за собой змеи аварийных тросов. Далее в объективе камеры – черная бездна, которую прорезает столб света из полыньи, и лучи прожекторов «Тритона‑1». Одна из немногих форм жизни, обнаруженных здесь – аквалюминарии. Что-то вроде планктона, только биолюминесцентного, приспособленного к суровому миру тьмы.
На экране появились схематичное изображение аппарата – большая сфера с раструбами двигателей внизу и лапами-манипуляторами впереди и цифры обратного отсчета. Вскоре аппарат со всплеском ушел под воду, оставляя за собой змеи аварийных тросов. Далее в объективе камеры – черная бездна, которую прорезает столб света из полыньи, и лучи прожекторов «Тритона‑1». Одна из немногих форм жизни, обнаруженных здесь – аквалюминарии. Что-то вроде планктона, только биолюминесцентного, приспособленного к суровому миру тьмы.
Основа местной биосферы – кораллы, губки, полипы, черви и примитивные ракообразные, обитающие на дне, в области так называемого «бульона». Если на Земле чем глубже, тем холоднее, то здесь – наоборот. Внизу, на стокилометровой глубине, вблизи жерл вулканов и разогретой коры, температура воды достигала рекордных сорока градусов по Цельсию. Туда за все время исследования проникали только дроны.
– Зафиксировали пузырь зюзи, – послышался голос пилота Михаила Тацина. – Он, как всегда, попал точно в нас.
На голомониторе показалось схематичное изображение батисферы и траектория направления пузырей. Зюзя была одной из загадок Европы. Странное вещество, названное в научном мире ZUZ – zero use zero – за то, что не замерзает при минусовых температурах и приходит откудато ниже нулевой отметки, с самого дна гигантского океана. Естественно, наши остроумы прозвали его зюзей.
– БАПА‑1, запускайте зонд по имеющимся координатам, – скомандовал Виктор Ли.
– Принято, – отозвался оператор базы.
Через мгновение в эту же полынью сбросили аппарат размером с футбольный мяч. Через камеру «Тритона» было видно, как он прошел рядом с ним и исчез в черной мгле. У меня на экране появилась телеметрия. Зонд стремительно падал вниз, передавая данные на батискаф, тот – на базу, а она ретранслировала нам.
Сорок километров, сорок пять, пятьдесят. Глубины, невозможные на Земле, тут были обычным делом. Новый пузырь поднялся из недр и ушел в сторону батискафа.
– Откуда он идет? – задумался Олег Николаевич. – Может, вулкан?
– Тогда почему он попадает точно в батискаф? – спросил я.
В этот момент сигнал телеметрии прервался, связь с дроном оборвалась, а показатели жизнедеятельности экипажа «Тритона» достигли критических значений. Послышался взволнованный голос оператора БАПА:
– «Тритон‑1», ответьте!
– Похоже, они там потеряли сознание, – сказал я.
– Поднимайте их! – скомандовал Виктор.
Заработали сервомоторы, аварийные тросы натянулись и принялись вытаскивать аппарат.
– Эта была чертова аномалия! – закричал Виктор.
Я задумался. Такое впечатление, будто он говорит о живом существе.
– Эй, Коль.
Капитан обратился ко мне.
– Надоело сидеть на месте?
– Так точно.
– Бери одного из наших врачей и спускайся туда. Оцени ситуацию и предоставь отчет со своим виденьем.
– Вас понял.
2.
Малый посадочный модуль представлял собой капсулу вместимостью до трех человек и ста килограмм полезного груза. В этот раз мы были в нем только вдвоем – я и Си Чанг, врач. Благодаря этому смогли взять почти две сотни кило медицинского оборудования и лекарств. Чанга я несколько раз видел на КЭЦ, но лично знаком не был. Китаец при виде меня коротко кивнул. Пока мы пристегивались к креслам, он молчал. Я же, напротив, любитель поболтать, потому начал разговор.
– Не знаешь, что с экипажем «Тритона»?
– Они в коме. Пока непонятно, в чем причина.
Я только присвистнул.
– Не могу представить, что вызвало такое внутри батискафа…
В этот момент раздался голос бортового компьютера, который сообщил, что расстыковка последует через тридцать секунд. Пожелав друг другу удачи, мы закрыли гермошлемы скафандров, устроились в креслах и пристегнули ремни. Когда отсчет закончился, капсулу тряхнуло. Поскольку атмосфера Европы тонкая, спуск получился быстрым. Модуль автоматически опустился на подготовленную площадку возле базы. Створка откинулась наружу, выпуская остатки воздуха. Мы с доктором вышли, прихватив с собой контейнеры. Благо здесь гравитация в четыре раза меньше, чем на Земле. БАПА была совсем близко, не больше пятидесяти метров от посадочной площадки. Эдакая серая двухуровневая пирамида.