«Все мое поколение осталось там и никуда не вырвалось»
Анастасия Пальчикова о своем фильме «Маша», розовых очках и девяностых.
В прокат выходит первый фильм сценаристки Анастасии Пальчиковой, получивший приз за лучший дебют на фестивале «Кинотавр». «Маша» — это женский взгляд на «лихие девяностые», где время увидено глазами девочки-подростка (Полина Гухман), которую воспитывает Крестный (Максим Суханов), тренер боксерской секции и главный криминальный авторитет в небольшом провинциальном городе. О своем фильме, своем детстве и своем поколении Анастасия Пальчикова рассказала Константину Шавловскому.
Как давно появился замысел «Маши»?
Лет, наверное, семь назад. Я решила, что хочу написать фильм про девочку тринадцати лет, которая растет в 90-е, мечтает петь джаз, а дядя у нее возглавляет ОПГ. Но эта идея вызывала у всех скепсис. В лучшем случае меня спрашивали: «Это типа „Крестный отец“ глазами ребенка? А что ты там будешь показывать?» И когда я почти плюнула, появился продюсер, который заплатил мне аванс, и я написала литературный синопсис. Когда я ее расписала — история всем страшно понравилась. Но то ли никто не хотел запускаться с этим продюсером или по какой-то другой причине, не знаю, но синопсис, которым все восторгались, долго лежал без движения. По дороге появлялись фамилии разных режиссеров, в том числе Пети Буслова и Дуни Смирновой, которым предлагалось его поставить.
То есть вы писали изначально не для себя?
Нет, я должна была просто написать сценарий. Но продюсер буксовал, и когда я уже поняла, что хочу снимать этот фильм сама, то решила выкупить права. В результате тот продюсер перепродал мне мою же историю ровно в два раза дороже, чем купил у меня. Зато я сразу запустила «Машу» с другими.
Пока фильм готовился, появилось несколько громких дебютов про 1990-е, в том числе «Хрусталь» Дарьи Жук и «Бык» Бориса Акопова, который получил Гран-при «Кинотавра» за год до вас. Не обидно, что «Маша» не вышла раньше?
Да не особо. Я, кстати, вообще ничего не знала о фильме «Бык» до его премьеры. Актер Сережа Двойников у меня появился отдельно, и оператор Глеб Филатов появился тоже отдельно. Глеб говорил мне, что только что снимал фильм про 1990-е, но поскольку я была по горло в подготовке, то пропустила это мимо ушей. Про «Хрусталь» я знала, но посмотрела его, уже когда закончила «Машу», он мне понравился.
Ваш взгляд на 1990-е в «Маше» предельно личный, в отличие от того же Бориса Акопова. Сколько в «Маше» автобиографического материала?
Много. Очень много. Это мое детство. Я так и выросла. И люди, про которых я снимала, живы до сих пор. Некоторые. Не все.
Они видели кино?
Нет. Но один из них нашел меня и написал: «Слышал, ты тут сняла кино, как бы его посмотреть?» Меня так и подмывало ему ответить: «Дружище, да ты уже все там видел, поверь».
Я с удивлением прочитал у одного критика, что «Маша» «смотрит на 90-е сквозь розовые очки». А как вы на самом деле на них смотрите?
В общем-то, это так и есть. У нас была такая визуальная задача. Мы с художницей делали основными цветами Машиного детства желтый и розовый. Для нашей героини 1990-е — это ее ранняя юность. Это приключения, счастье, и она не понимает, что на самом деле происходит вокруг. Как это, например, было со мной. Парни из боксерской секции Крестного для нее классные ребята, свои. У меня одно время был закадровый текст в фильме, мы даже снимали под него. Он шел от лица Маши, она рассказывала зрителю про всех героев. Она говорила: бабушка моя была свято уверена, что парни из секции — просто спортсмены, мальчики из детдомов, сироты, которых Крестный приютил и тренирует бесплатно. И сама Маша видит их именно так. Не замечает правды и любит их. Мы очень долго морочились с тем, чтобы, с одной стороны, в фильме была реальность, а с другой, чтобы все было как будто вне времени, чтобы чуть-чуть приподняться над этим. Не в трэш 90-х погрузиться, а прям действительно сквозь розовые очки на эту реальность посмотреть.