Коллективная западня
Почему мы верим серьезным людям с экрана
Просвещенный читатель презирает слова «коуч» или «тренинг», у просвещенного читателя выработалось заслуженно скептическое отношение к фотографиям в сети, да и в целом он знает, что в интернете куда ни ткни — все фейк. Совсем другое дело, когда в сети или с экрана говорят серьезные люди.
Если тебе предлагают за сумму с пятью нулями пройти курс по «осознанию своего внутреннего „я“» или «проявлению своих истинных желаний» — ну что тут скажешь. На дурака не нужен нож. Старожилы могут припомнить эпоху первоначального накопления, когда, какой канал ни включи, предлагали доход в 10 000 процентов и излечение всех болезней посредством циркониевого браслета. Казалось бы, воспоминания относительно свежи — но, судя по расцвету коучинга, история с доходом и браслетом никого ничему не научила. Наверное, каждое поколение должно заново наступить на эти грабли. Что ж.
Понятно при этом, почему грабли так работают. Реклама тренингов или браслетов учитывает все наши внутренние поломки и психологические прорехи — внутренняя незащищенность и неуверенность в себе, отсутствие цели и смысла — и знает, на какие кнопки жать. В иные времена чем‑то подобным занималась церковь, а позже — большие идеологические проекты, видевшие причину поломок в социальном несовершенстве: мир поврежден в самой своей основе и должен быть спасен целиком. А современность заставляет видеть несовершенство в самом себе и спасаться по одному, с персональным гуру, который придет и починит неповторимый внутренний мир.
Просвещенный читатель понимает: все это, как говорили в эпоху первоначального накопления, разводка для лохов. Мы знаем: гуру не всегда практикуют то, что проповедуют, их советы — дымовая завеса, не всегда заверенная личным опытом. И вообще, в сети, куда ни ткни, манипуляция или фотошоп. Мы это понимаем — а дальше кликаем, например, на ссылку с постом о врожденной имперскости россиян.
Или вот бывают еще инфлюенсеры — в каком‑то смысле те же гуру, которые продают аудитории уже не правила и принципы, а образ жизни, собственную яркость и интересность. У инфлюенсера другая модель монетизации: скорее от рекламодателя, чем от аудитории, но механизмы приблизительно те же. Инфлюенсер все так же нажимает на понятные кнопки и решает вполне очевидные проблемы: подсознательно кажется, что если долго смотреть в ленте на фотографии, например, Беллы Хадид, то и жизнь твоя (а также одежда, душа и мысли) станет такой же немыслимо прекрасной. Наверное, что‑то подобное имели в виду аборигены из песни Высоцкого, когда ели Кука. Мы понимаем также, что глупо требовать от него или нее предельной аутентичности: в информационном пространстве всегда есть зазор между образом и сутью, и условная Белла, отснявшись на красной ковровой дорожке во всем своем белозубом великолепии, потом может рыдать до утра в подушку. Мы это понимаем — а потом натыкаемся, например, на текст