Как утопия превратилась в фэнтези
Проект Григория Ревзина «Оправдание утопии». Уильям Моррис: «Вести ниоткуда»
В истории искусства Уильям Моррис остался изобретателем дизайна как области деятельности, его обои, гобелены, витражи и мебель — это изумительные шедевры в истории роскоши, и фирма Morris & Co продает их до сих пор с неизменным успехом. Роман Морриса «Вести ниоткуда» — не самая интересная часть его наследия, но это, во-первых, утопия, во-вторых, утопия, мало похожая на другие.
Мне кажется, самым ярким эпизодом в утопии Морриса является глава XIII, где герой расспрашивает местного пожилого джентльмена о государственной политике:
— Какова ваша политика? — спросил я.
— Я вам отвечу очень кратко: с политикой дело у нас обстоит превосходно — ее просто нет. И если вы когда-нибудь на основании нашего разговора напишете книгу, поместите это отдельной главой, взяв за образец книгу старого Хорребоу «Змеи в Исландии».
Имеется в виду книга XVIII века «Естественно-историческое, гражданское и политическое описание Исландии», в которой содержалась особая глава о змеях в Исландии, состоявшая всего из одной строки «Змеи в Исландии не встречаются», и это более или менее сенсационное высказывание. Утопия как жанр — это проекты политического устройства, и заявить, что в твоей утопии нет политики,— это указание, что перед нами сочинение, идущее поперек всей традиционной утопической проблематики.
У Морриса есть статья «Как я стал социалистом». Там он говорит:
«Мне никогда не приходило в голову открыть Адама Смита, я не слышал ни о Рикардо, ни о Карле Марксе. <…> Вступив в социалистическую организацию, я попытался серьезно вникнуть в экономическое учение социализма, даже принимался за Маркса, хотя и должен признаться, что, получив громадное удовольствие от исторической части „Капитала", я был близок к умопомешательству, знакомясь с экономическими концепциями этого великого труда».
Моррис окончил Оксфорд (философия, теология, история искусства). Видимо, уровень подготовки там был заметно слабее, чем в советском вузе, где высказывание «Маркс такой умный и великий, что я ничего не понял» не спасало от необходимости его выучить и уметь излагать. Но, возможно, это все же очень вежливое указание на то, что проблематика «Капитала» Маркса его не волнует. Его герой засыпает и просыпается в Британии через столетие, здесь отменены частная собственность и институт брака, и это, конечно, продолжение традиций утопического коммунизма Томаса Мора, Кампанеллы и Оуэна. Однако они отменены даже как-то более радикально, чем у них или у Маркса в том смысле, что забыты за давностью лет и не обсуждаются за неинтересностью темы.
Равно как не слишком интересует Морриса и проблематика политической борьбы. В отличие от традиционного утопического романа XIX века, здесь нет романтической фигуры революционера — героя, мыслителя, борца и молодца,— благодаря которому установился утопический порядок вещей. Победа утопических идеалов в прекрасной Британии будущего произошла невнятным образом.
«Реакционеры не могли заставить людей работать на них. <…> Везде их встречали обструкцией и злобными взглядами. Не только руководство армии выбилось из сил от затруднений, с которыми ему приходилось сталкиваться, но и гражданские лица, сочувствовавшие реакции, были настолько издерганы и подавлены ненавистью к ним, мелкими неурядицами и неполадками, что жизнь стала для них невыносимой. Некоторые из них умерли от этих тягот, другие покончили самоубийством <…>. В конце концов многие тысячи реакционеров, не выдержав напряжения, сдались и подчинились „мятежникам", а так как число последних все возрастало, всем стало ясно, что безнадежное когда-то дело теперь торжествовало, безнадежной же оказалась система рабства и классовых привилегий».