В ожидании нового кризиса. Что угрожает мировой экономике через 10 лет после «Великой рецессии»
Глобальная экономика еще не решила старых проблем, а растущие долги и меняющийся политический ландшафт подталкивают мир к новой встряске
На 2018–2019 годы приходится череда экономико-политических юбилеев: прошло 30 лет после распада коммунистической системы, 20 лет с начала азиатского экономического кризиса, 20 лет с момента введения евро, 10 лет с развертывания глобального структурного кризиса. Но это не просто события, оставшиеся в прошлом, а ключевые вехи социально-экономического развития, которые во многом сформировали приоритеты и фобии политической элиты ведущих стран мира, как развитых, так и развивающихся.
В 2018 году глобальная экономика росла приемлемым темпом, порядка 3,7%, и рост продолжается уже почти 10 лет. Однако преобладающей темой экономико-политических дискуссий выступает неустойчивость этого роста и прогнозирование следующего кризиса. Причины таких настроений и ожиданий отчасти связаны с самим фактом продолжительного роста: он не может быть бесконечным. Речь идет теперь не о глобальном структурном кризисе (они случаются раз в несколько десятилетий), а об обычном циклическом — next normal-size recession, как назвал его профессор Гарвардского университета Кеннет Рогофф.
Сейчас события десятилетней давности обычно трактуются как глобальный структурный кризис, сопоставимый с Великой депрессией 1930-х, поэтому используется термин «Великая рецессия». Такая оценка предполагает и продолжительность периода последующей турбулентности, и необходимость серьезных структурных и политических (в том числе геополитических) трансформаций, которые определяли характер развития ведущих стран в последнее десятилетие.
Однако проблема не только в длительной адаптации социальноэкономических и политических систем к новым вызовам. Сами направления этой адаптации вызывают неприятие у значительной части элиты, что становится источником конфликтов и неопределенности. Несмотря на экономический рост и снижающуюся безработицу, налицо усиление социальной напряженности и связанный с этим рост популизма, ослабление интеграционных тенденций (глобализации) и расширение поддержки протекционизма и «национальной идентичности» (преимущественно в развитых странах), а также распространение феномена нелиберальных демократий. Масштаб этих явлений позволяет сделать вывод, что это не временный эпизод (реакция на кризис), а достаточно устойчивый тренд.
Минувшее десятилетие не привело пока к решению проблем, обусловивших начало кризиса 2008–2009 годов. Они и поныне остаются факторами риска. Прежде всего речь идет об исключительно высоком уровне глобального долга, который не только не уменьшился, но и возрос, достигнув $184 трлн в 2017 году и, по существующим оценкам, превысил $200 трлн в 2018 году, а сумма суверенного долга составляет уже порядка $63 трлн. Остается низкой инвестиционная активность, стагнируют доходы среднего класса. Развитые экономики (за исключением США) не могут выбраться из ловушки дефляции, что резко ограничивает инструментарий антикризисной политики в случае наступления циклического спада.