Владимир Евсеев
Главный специалист Центра ледовой и гидрометеорологической информации Арктического и Антарктического института чуть не погиб под бомбами во время блокады. После войны океанолог дрейфовал на станции «Северный полюс — 8», зимовал в Антарктиде, а сейчас помогает осваивать Арктику.
Вы выросли в Ленинграде?
Да, мои родители работали на Кировском заводе. Папа был начальником отдела экспедиции. Его отказывались брать на фронт. А брат закончил 10-й класс и через месяц после начала войны получил повестку — явиться с ложкой и кружкой. Ему не было 18, поэтому он попал в народное ополчение.
Как для вас началась война?
Мы с папой смотрели фильм «Петр I» в кинотеатре «Олимпия». Вдруг свет зажигается, всех просят покинуть помещение: воздушная тревога. Народ был недоволен, но администратор сказал: если мы не уйдем, у него будут неприятности. Мы стояли в подворотне на 6-й Красноармейской улице и смотрели: весь город был в аэростатах, наши прожектора ловили немецкие самолеты в перекрестье. Слышим свист бомбы, земля содрогнулась. С Международного (ныне Московского. — Прим. ред.) проспекта бежит человек и кричит: «“Олимпию” разбомбили!» Если бы нас оттуда не попросили, мы бы все погибли.
Вам ведь не раз повезло?
Как-то воздушная тревога застала меня в районе Казанского собора. Нас загнали в кирху, напротив. Я постоял там, а потом решил, что надо бы возвращаться домой. Уже на Усачевом переулке (ныне Макаренко. — Прим. ред.) схватили меня дружинники противовоздушной обороны (МПВО. — Прим. ред.). Приказали стоять с ними в подворотне. Держали крепко, но постепенно отпустили. Мне до дома рукой подать — я и рванул. Тут слышу свист бомбы и ныряю в другую подворотню. Взрыв! Поворачиваюсь, а здания, где мы стояли с МПВОшниками, больше нет. С некоторых пор я стал верить в ангела-хранителя.
Как для вас сложилась зима с 1941-го на 1942 год?
В ночь на Новый год мы проснулись от страшного стука в дверь. Нам кричат, что дом горит. Отец был на работе, мама давай искать продовольственные карточки на январь. Но не нашла: они сгорели, а это стопроцентная голодная смерть.
Но вы выжили...
Когда родители уходили на работу, я по разбомбленным домам искал деревяшки для буржуйки. В одном из них уцелел только верхний этаж. Я туда два дня ходил за деревяшками. На третий, отодвинув на стене штору, обнаружил дверь, а за ней — отличную доску. Хотел ее сковырнуть, сверху упал мешочек с гречкой. Благодаря этой находке мы выжили январь. А 9 февраля мама умерла. Но нам пришлось до конца месяца оставить ее в квартире, чтобы у нас не отобрали карточки. После этого я жил с отцом на Кировском заводе, пока он не сказал мне написать заявление в детдом. Нас с детдомом осенью 1942-го эвакуировали в Ярославскую область, где я жил до октября 1945-го, пока не получил вызов в Ленинград. И только в 1943-м я узнал, что летом 1942-го папа умер от голода, а брат мой Юра