Саяка Мурата: «Земляноиды». Мрачная антиутопия в переводе Дмитрия Коваленина
Нацуки считает, что мир — это фабрика, а люди — лишь машины по производству детей и зарабатыванию денег. Она ведет спокойную жизнь со своим мужем, однако требования семьи растут, а друзья Нацуки недоумевают, почему она до сих пор не беременна. Японская писательница Саяка Мурата исследует темы одиночества, репродуктивного давления, табу, насилия, травмы, капитализма, несправедливости и неравенства. «Сноб» публикует отрывок из антиутопии, выходящей в издательстве Popcorn Books в переводе Дмитрия Коваленина.
У папы целых пять братьев и сестер, и на каждый Обон съезжается столько родни, что Бабулин дом ходит ходуном. В столовую все приехавшие не влезли бы никак, поэтому для общих трапез используют обе гостевые комнаты в конце коридора — убирают между ними перегородки, а в получившемся зале собирают длиннющий обеденный стол с подушками для сидения на полу.
Вокруг нас вечно ползают насекомые, но это никого не раздражает. Заведись у нас дома, в Тибе, хоть одна несчастная мушка — и с мамой тут же случилась бы паническая атака; но здесь, у Бабули, ни ей, ни сестрице даже в голову не приходит расстраиваться из-за каких-то жучков. И хотя мальчишки с утра до вечера так и шлепают вокруг мухобойками, все эти мухи, кузнечики и прочие мелкие твари, каких я раньше и в глаза не видела, продолжают копошиться по всем углам, и меньше их не становится.
Все девочки вменяемого возраста отправились на кухню — помогать с приготовлением ужина. Даже сестрица, придя в себя, села чистить картошку. Мне же поручили накладывать рис. Передо мной стояли бок о бок сразу две рисоварки. Я наполняла чашку за чашкой, а тетушка Мáри и шестилетняя Ами, дочка одного из моих старших кузенов, уносили их на подносах в трапезную и подавали на стол.
— Пе-ервая па-артия ри-иса-а! Па-аберегись!
Тетушка Мари отодвинула кухонную дверь, и они с Ами понесли еду мимо семейного алтаря к столу, за которым уже сидели все наши дяди.
— Хватит ворон считать! Накладывай как полагается! — закричала на меня мама, отвернувшись на пару секунд от кастрюль на плите.
— Да ладно тебе! Нацуки прекрасно справляется... — заступилась за меня Бабуля, нарезая кубиками эгό — местное желе из водорослей, плотное как резина, и вонючее, как перебродившие бобы, которые я на дух не переношу.
— Ох, если бы! — Мама покачала головой. — Эта девочка безнадежна. Что ни поручай — ничего не выполнит как положено! А следить за ней с утра до вечера никаких нервов не хватит... Вот Юри — другой разговор, такая умничка! А сколько ей уже? Двенадцать?
К тому, что мама считает меня «безнадежной», я давно привыкла. Но сейчас она права: у хорошей хозяйки рис остается воздушным, рассыпчатым и лежит в чашке красивой горкой, а не навален сплющенными комочками, как у меня.
— Ну вот, полюбуйтесь! Кто так накладывает? Уж лучше бы Юри доверили! Наша-то совсем неумеха…
И мама горестно вздохнула.
— Ну что ты говоришь! Она прекрасно справляется! — польстила мне очередная тетушка. И я, собрав всю волю в кулак, стала накладывать рис так, чтоб никто ко мне больше не прицепился.