Русский человек на rendez-vous: мужская версия. Отрывок из книги
Литературовед и критик Игорь Сухих составил антологию «Наши русские мужи». В нее вошли повести и рассказы Александра Пушкина, Льва Толстого, Ивана Тургенева. С разрешения издательства «Рипол-классик» «Сноб» публикует предисловие к книге, в котором автор рассуждает об отношениях героев классической русской литературы с женщинами
Русский человек на rendez-vous: мужская версия
Земля плывет. Мужайтесь, мужи,
Как плугом, океан деля...
О. Мандельштам
«Cумерки свободы», 1918
Ключевой сюжет этой антологии придумали Тургенев с Чернышевским. Первый рассказал об утраченной возможности любви («Ася», 1857). Второй превратил любовную повесть в политическую публицистику и одновременно нашел броскую формулу, культурный мем («Русский человек на rendez-vous. Размышления по прочтении повести г. Тургенева “Ася”», 1858).
Оказалось, на эту тему русские писатели (да и не только русские) писали двести лет, начиная с Карамзина «Рыцарь нашего времени». В нашей книге представлен пунктир, основные звенья и авторы сюжета.
Для начала заглянем в вечного Вл. Даля. «Муж — возрастный человек мужского пола, противопол <ожное> жена, женщина. Относительно к женщине, жене: супруг, народное, хозяин, образующий с женою чету. <...> Великий муж, доблесть мужа, муж высокого рода и пр. Здесь муж выражает достоинство человека».
В русской прозе муж редко встречается во втором значении, зато семейные страсти и коллизии представлены в исторических вариациях и психологическом многообразии.
Пушкинская «Метель» (1830), одна из пяти «Повестей Белкина», лишь косвенно затрагивает тему. Случайное ночное венчание с незнакомкой, которое раскрывается лишь через несколько лет и оборачивается настоящей любовью не столько характеризует персонажей, сколько выявляет новеллистический парадокс. В вернувшемся с Отечественной войны «раненом гусарском полковнике Бурмине, с Георгием в петлице» как раз угадываются черты далевского мужа доблестного, столь редкие у пушкинских наследников.
Однако основоположником, учредителем сквозного сюжета был, как уже сказано, Тургенев.
«Среди общества юного, настроенного или меланхолией, или литературой, он явился учителем. Он создавал образы мужчин и женщин, которые становились образцами. Он давал моду. Его романы — это модный журнал, в котором он был и сотрудником, и редактором, и издателем. Он придумывал покрой, он придумывал душу, и по этим образцам многие россияне одевались», — заметил А. С. Суворин (Дневник, 14 апреля 1896 г.).
Моду шестидесятых годов создал Тургенев, но объяснил Чернышевский. Ситуация любовного свидания, рандеву, согласно критику, — испытание «нашего Ромео» (так Чернышевский именует безымянного персонажа). Герой тургеневской повести пасует перед чувством девушки неслучайно. Русская жизнь представляет слишком мало возможностей для серьезной деятельности, для воспитания воли и ответственности за другого. Поэтому там, где нужен решительный шаг, герой колеблется, размышляет — и в итоге проигрывает — любовь и жизнь.
«Он не привык понимать ничего великого и живого, потому что слишком мелка и бездушна была его жизнь, мелки и бездушны отношения и дела, к которым он привык. Это первое. Второе — он робеет, он бессильно отступает от всего, на что нужна широкая решимость и благородный риск, опять-таки потому, что жизнь приучила его к бледной мелочности во всем. Он похож на человека, который всю жизнь играл в ералаш по половине копейки серебром; посадите этого искусного игрока за партию, в которой выигрыш или проигрыш не гривны, а тысячи рублей, и вы увидите, что он совершенно переконфузится, что пропадет вся его опытность, спутается все его искусство; он будет делать самые нелепые ходы, быть может, не сумеет и карт держать в руках. Он похож на моряка, который всю свою жизнь делал рейсы из Кронштадта в Петербург и очень ловко умел проводить свой маленький пароход по указанию вех между бесчисленными мелями в полупресной воде; что, если вдруг этот опытный пловец по стакану воды увидит себя на океане?»
Тургеневский культурно-героический роман, рассуждали вслед за Чернышевским литературоведы, — проверка социальной продуктивности героя. В развитии сюжета мужчина и женщина меняются местами. Он не выдерживает испытания любовью, она в финале предстает в ореоле решительности, самоотвержения или, по крайней мере, обманутых надежд.
В «Первой любви» (1858) ситуация усложняется. Настоящая любовь оказывается сильна как смерть. Влюбленный в страстную девушку Зинаиду отец рассказчика умирает вскоре после вынужденного разрыва, предупреждая: «Сын мой, — писал он мне, — бойся женской любви, бойся этого счастья, этой отравы...»
Вскоре после выхода замуж рок настигает и героиню: «...И когда я, наконец, отправился в гостиницу Демут и спросил госпожу Дольскую — я узнал, что она четыре дня тому назад умерла почти внезапно от родов».
А герой рассказчик выжил, остепенился и может только вспоминать: «Вот и я... на что я надеялся, чего я ожидал, какую богатую будущность предвидел, когда едва проводил одним вздохом, одним унылым ощущением на миг возникший призрак моей первой любви? А что сбылось из всего того, на что я надеялся? И теперь, когда уже на жизнь мою начинают набегать вечерние тени, что у меня осталось более свежего, более дорогого, чем воспоминания о той быстро пролетевшей, утренней, весенней грозе?»