Почему «Лиза Алерт» не всегда принимается за поиск пропавших
К десятилетию основания поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» руководитель его пресс-службы Ксения Кнорре Дмитриева написала книгу «Найден, жив! Записки о поисковом отряде “Лиза Алерт”», которая выходит в издательстве «Бомбора». Автор рассказывает, кто пропадает чаще всего, как проходят поиски в лесу и какие приметы есть у поисковиков. «Сноб» публикует одну из глав.
Когда шансов нет
Волей-неволей приходится чему-то учиться, иногда каким-то неожиданным вещам, казалось бы, не имеющим непосредственного отношения к поисковой деятельности.
Очень тяжелые обстоятельства пропажи туриста в природной среде, однозначно указывающие на то, что пропавший погиб, причем погиб на воде, где мы не ищем. Тело по объективным причинам найти почти невозможно. Все это далеко-далеко не только от Москвы, но и вообще от какой-либо цивилизации. Родственники обратились к нам спустя неделю. В регионе нас нет. У нас пик сезона; ребята, которые могли бы участвовать в таком сложном поиске, разрываются на части в своих регионах, где ежедневно пропадают те, кого пока еще можно найти живыми. Мы не можем ехать (больше суток дороги) туда, где с 99%-ной долей вероятности будем искать погибшего, лишая шансов многих живых...
По всем этим объективным причинам заявителям отказано в поиске.
Но они не сдаются, и я их прекрасно понимаю. Сын пропавшего звонит напрямую мне, потому что у нас есть общие знакомые, и рассказывает про отца. Он немногословен, явно повторяет сказанное уже, возможно, не один десяток раз, особенно подчеркивает отменное состояние здоровья папы и его опыт службы в десантных войсках. Я запрашиваю у него необходимые данные и иду к нашим, которые, изучив еще раз карту и вводные, снова объясняют мне, почему мы ничем не можем помочь.
Моя задача очень проста — позвонить сыну, раз уж он вышел на меня, и сказать: «Мы все перепроверили, очень сожалеем, но ничего сделать не можем». Я мысленно репетирую эту фразу, шлифую ее в голове, закругляю и округляю, выкидываю и вставляю вводные слова. Говорить «ну вы же сами все понимаете» или нет? А «мы рады были бы вам помочь, но...» — уместно ли в таком контексте вообще говорить о радости? Я не общаюсь с заявителями с утра до вечера, как наши инфорги и операторы горячей линии, поэтому у меня почти нет опыта отказа человеку, для которого звонок мне был фактически последней надеждой.
Я набираю в грудь воздуха и звоню. Сын хватает трубку сразу же. И вся моя секундная решимость рушится, как карточный домик. Я жую какие-то слова, теряя на ходу отрепетированную фразу. Кое-как, мекая и бекая, добираюсь до конца мысли:
— ...поэтому, к сожалению, мы ничем помочь не можем.