Театр из апельсиновых корок
Осенней ночью 1968 года на пустынном ютландском берегу архитектор развел костер и бросил в огонь макеты и чертежи. Утсон больше ничего не хотел слышать о Сиднейской опере!
С тех пор минуло немало лет. Его жизнь давно протекала на других берегах, он нашел место, где можно отгородиться от мира, — на Майорке.
Архитектор сидел на террасе и просматривал почту: опять приглашение из Австралии. В 2000 году ему присвоили звание почетного доктора Сиднейского университета. Он не поехал. Три года спустя Утсона возвели в степень рыцаря ордена Австралии и презентовали ключи от Сиднея. Не полетел и в этот раз. Теперь вот в 2006-м звали на открытие западной колоннады с участием английской королевы. «Придется отказать и Ее Величеству», — усмехнулся Йорн. Он никогда не вернется в Австралию и не увидит свое детище достроенным. Эта работа сломала его карьеру и перекроила жизнь...
Футуристические очертания Сиднейского оперного театра давно стали одним из символов Зеленого континента. Каскад его вздымающихся белоснежных крыш вызывает самые разные ассоциации. Одни видят в них фантастические ангары для летающих тарелок, другие — шлемы испанских конкистадоров, кто-то — гигантские морские раковины или надутые ветром паруса. Сам же автор именовал эти белые гребни «оболочками» и утверждал, что собрал их из. . . апельсиновых корок!
Вдохновителем постройки оперного театра стал английский дирижер Юджин Гуссенс. В 1947 году он подписал трехгодичный контракт с Сиднейским симфоническим оркестром. Концерты приходилось давать в ратуше. «Позор для столь крупного города иметь для классических представлений лишь один крохотный зал на две с половиной тысячи зрителей! — возмущался Гуссенс в интервью местному радио. — Сиднею необходим свой Дом муз, которым вся Австралия могла бы гордиться».
Власти неожиданно поддержали идею, правда заявили, что не собираются ее финансировать. Премьер штата Новый Южный Уэльс, где находится Сидней, Джон Кэхилл предложил организовать постоянную лотерею: «Пусть азартные граждане отдадут свои деньги не жуликам на улице, а Фонду строительства оперного театра...» Жители раскупали билеты охотно — порой на пятьдесят тысяч долларов в неделю, и вскоре сумма, нужная для начала работ, была собрана.
Неугомонный Гуссенс бросился подыскивать место для будущего Дома муз и в итоге остановил выбор на живописном мысе Беннeлонг-Пойнт. Когда-то тут возвышался старинный форт Маккуори, теперь же — трамвайное депо. Рядом раскинулся арочный Харбор-Бридж, который горожане весьма не почтительно именовали «вешалкой». По мысли Юджина, металлический абрис моста мог служить эффектным задником для будущего театра. Предполагалось, что он будет состоять из двух частей: одна — для масштабных опер и концертов, другая, поменьше, — для камерных постановок, балета и драматических спектаклей. Все это следовало уместить на небольшом участке, с трех сторон окруженном заливом.
Объявили международный конкурс. Организаторы получили двести тридцать три заявки из двадцати восьми стран, но ни один вариант не устроил членов жюри. Как едко заметила французская писательница Франсуаза Фромоно в своей книге о Сиднейской опере: «Проекты смахивали на замаскированные фабрики для производства ширпотреба...»
Предание гласит: в один из дней 1957 года опоздавший к началу заседания председатель жюри — американский архитектор с финскими корнями Ээро Сааринен — был сильно навеселе. Попыхивая трубкой, он наугад выхватил из корзины с отвергнутыми комиссией проектами какой-то эскиз и увидел на нем начертанный тушью силуэт фантастического здания: над мощным фундаментом вздымался веер крыш, напоминающих крылья или паруса. «Господа! Вот она, Опера!» — воскликнул Ээро.
Автором оказался тридцативосьмилетний датчанин Йорн Утсон. Имя это большинству присутствующих ни о чем не говорило. Однако пользующийся непререкаемым авторитетом Сааринен настоял, чтобы победу присудили именно скандинаву.
Йорн родился девятого апреля 1918 года в Копенгагене, но детство провел в городке Ольборге. Отец — военно-морской инженер Оге Утсон — служил там директором корабельной верфи, и мальчик дни напролет пропадал среди строящихся лодочных корпусов. Отец научил его ходить под парусом по проливу Эресунн, разделяющему Данию и Швецию, и морская стихия навсегда оставила в Йорне ощущение свободы, вдохновения и полета.