Фабрика счастливых людей
Возникла идея создать на месте пустыря парк. Это стало большим событием для страны, вопрос обсуждался на съездах, пленумах, в газетах. Устроили дискуссию, каким должно быть идеальное место отдыха для "освобожденного пролетариата".
Пожилая женщина со следами былой красоты, миновав колоннаду центрального входа Парка Горького, с наслаждением окунулась в зеленую прохладу. Много лет назад, до самого 1937 года, по Садовому кольцу ходил трамвай. Добираясь на нем до работы, она любила с Крымского моста окинуть взглядом свое большое и хлопотное «хозяйство». Бетти Николаевна Глан в далекие тридцатые была директором этого парка. И при ней здесь кипела удивительная жизнь.
Некогда от Крымского моста до Нескучного сада тянулся огромный пустырь. После революции он превратился в свалку. Решение открыть тут Всероссийскую сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку 1923 года вызвало у москвичей немалое удивление. Тем не менее территорию очистили, выставку провели. Тогда-то у городских властей и возникла идея создать на месте пустыря парк.
Это стало большим событием для страны, вопрос обсуждался на съездах, пленумах, в газетах. Устроили дискуссию, каким должен быть парк нового типа — идеальное место отдыха для «освобожденного пролетариата». Одни требовали: «Больше музыки», другие — «Даешь физкультуру!» Спорили и о названии: Парк культуры и отдыха или просто Парк отдыха, а может, лучше Фабрика счастья или Комбинат культуры на открытом воздухе?
Предполагалось, что здесь советский человек сможет не только отдыхать, но и культурно развиваться: просвещаться, находить в себе новые таланты, поддерживать спортивную форму.
Открытие Центрального парка культуры и отдыха (именно так решили его назвать) состоялось двенадцатого августа 1928-го. Четыре года спустя в честь сорокалетия творческой деятельности Максима Горького парк получил имя писателя.
Когда в марте 1929 года Бетти Глан направили на работу в парк, барышня поначалу испугалась: ей всего двадцать шесть, за плечами лишь должность стенографистки у Луначарского, скромная служба в Коминтерне да руководство районным Дворцом культуры. А тут такой масштаб, такая ответственность! Но сомнения быстро рассеялись. Бетти родилась в богатой киевской семье, была прекрасно образована, великолепно разбиралась в искусстве, знала несколько языков. К тому же характер имела энергичный и заводной.
Обживаться на новом месте Глан начала с благоустройства территории — парк ведь должен быть красивым и уютным. «Нужен художник! — поняла она. — Яркий, современный, чувствующий пространство и природу». Выбор пал на братьев Стенбергов, Владимира и Георгия, «пленивших москвичей своими новаторскими постановками у Таирова». И вскоре парк преобразился. Его летние театры, спортивные павильоны, читальня, детский городок, кафе удручающего темно-красного «цвета революции» окрасились в светлые тона: голубые, палевые и лимонно-желтые с изображениями смеющихся ребятишек и бегущих физкультурников.
Всего за год высадили сотни деревьев — липы, березы, ясени, туи, голубые ели, проложили километры аллей, построили гроты и водопады, разбили газоны и запустили фонтаны. Декоративные кустарники возле деревьев и по углам газонов цвели все лето. Сначала благоухала черемуха, потом сирень, за ней распускалась японская спирея, позднее розовели барбарисы, источая терпкий сладковатый аромат.
Цветы были повсюду: в грунте, кадках, плетеных подвесных корзинах, вазонах разных форм и размеров — два миллиона растений высаживали каждый сезон. Вход в парк открывала великолепная гряда из тысяч ярко-красных тюльпанов. Чуть поодаль — поля голубых незабудок, белых маргариток и роскошных пестрых канн. По всей территории были разбросаны клумбы ковровых цветов, которыми в духе времени «писали» строки стихов: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо» и «рисовали» портреты вождей.
Семена и клубни редких растений присылали по просьбе Бетти Глан из торговых представительств СССР за рубежом. Связь парка с торгпредствами осуществляла легендарная Анка из чапаевской дивизии. В мирной жизни пулеметчица заведовала отделом культуры Союза работников торговли и звалась Марией Поповой. Благодаря ей парк получил из Голландии экзотические рододендроны и тюльпаны необычных расцветок, из Франции — розы и азалии, из Японии — бело-розовые хризантемы.
В марте 1930-го Бетти поручили подготовить большой театрализованный праздник в честь XVI съезда партии, который должен был состояться летом. «Без хорошего литературного сценария — звонкого, пафосного — не обойтись, — решила она. — Но кто такой напишет? — и ее осенило: — Маяковский! Вот кто нам нужен».
Созвонившись с поэтом, Бетти заторопилась в Лубянский проезд, где в огромной коммуналке бывшего доходного дома промышленника Стахеева у Владимира Владимировича был рабочий кабинет — узкая комнатка-лодочка. Поднялась на четвертый этаж и сдерживая волнение, позвонила в квартиру № 12. Дверь открыл сам поэт. «Директора что-то несолидные пошли», — прогудел раскатистым басом, с интересом оглядывая невысокую изящную фигурку гостьи.
Бетти неоднократно встречала Маяковского в своем хозяйстве, которое тот называл «парком размаха и массы». Поэт приходил сюда и на выступления, и просто побродить по аллеям. В многотысячной аудитории Маяковский становился почти явлением природы, чем-то вроде грозы или землетрясения. Но в домашней обстановке Бетти видела его впервые. Трибун оказался мягким, обходительным — усадил ее на стул у шведского бюро, заваленного рукописями и записными книжками, угостил конфетами и прислонившись к стене нетопленого камина, приготовился слушать.
Проговорили два часа. Глан рассказала о возможностях парка, он загорелся идеей и согласился писать сценарий. Договорились созвониться через несколько дней. Но в начале апреля Маяковский заболел гриппом и попросил перенести встречу на неделю, пообещав, что пригласит еще и Николая Асеева — «он в этом толк понимает». Через неделю, четырнадцатого апреля, поэта не стало. Был яркий, солнечный день. Совсем весна...
Сценарий написал Асеев. Новостройки первой пятилетки — Днепрогэс, Турксиб — мелькали на гигантском теневом экране; вооруженного до зубов империалиста «топили» в Москве-реке угнетенные колониальные народы; прогульщиков и пьяниц смахивали метлы сознательных тружеников... Все заканчивалось грандиозными пиротехническими картинами на фоне ночного неба. Было очень грустно, что Маяковский этого уже не увидит...
Молодежь Страны Советов стремилась стать смелой, ловкой, сильной, поэтому особое внимание Бетти уделяла развитию активного отдыха. Теннисные корты, волейбольные площадки, футбольные поля, кегельбаны, места для игры в городки встречались на каждом шагу. На тогда еще чистой Москве-реке, этой «голубой аллее» парка, проходящей по его территории на протяжении восьми километров, устроили водную станцию с купальнями, трамплинами, прокатами байдарок, каноэ и надувных резиновых лодок. Пляжи, где оборудовали входы в воду и места для принятия солнечных ванн, в сезон собирали тысячи купающихся. Работали школы плавания и народной гребли, кроме того, каждый желающий мог освоить прыжки в воду. Сама Бетти была прекрасной пловчихой, метко стреляла и неплохо каталась на коньках.
Наглядной агитации здорового образа жизни и культа красивого тела способствовало скульптурное оформление парка: дискобол, теннисистка, лучница, стрелок, пловчиха, парашютистка и конечно же, знаменитая девушка с веслом.
Установить в фонтане вертикальную доминанту в виде обнаженной женской фигуры директору предложил архитектор Александр Власов. Бетти идея понравилась, и она обратилась к известному скульптору-монументалисту Ивану Шадру.
В 1935 году девятиметровую «Девушку с веслом» водрузили над центральным фонтаном парка. Волосы ее были плотно скручены, а мускулистое тело полностью открыто. К удивлению Бетти, скульптура вызвала целый поток критики. В прессе писали, что статуя «не создает цельного образа советской физкультурницы» и «не свободна от некоторых элементов эротического порядка», «своей нарочито жеманной позой она скорее напоминает будуарную статуэтку», «весло здесь теряет свой бытовой смысл и становится очевидным фаллическим символом». Товарищ Сталин, посетив Парк Горького, выразил недовольство: «Убрать!» Шадру пришлось за свой счет отправлять скульптуру «в любой город, который согласится ее принять». Им стал Луганск. Там ее установили в местном парке.