«Итальянские маршруты Андрея Тарковского». Отрывок из книги
4 апреля исполняется 90 лет со дня рождения Андрея Тарковского. В юбилей режиссера «Сноб» публикует отрывок из путеводителя по его творчеству, составленного Львом Наумовым. Книга выходит в издательстве «Выргород»
10 марта 1981 года Тарковскому приснился Бергман, и это не выглядело случайностью. Тогда режиссер много размышлял о Швеции, а главное о том, что делать, если его все-таки выпустят на премьеру «Сталкера» в Стокгольм. В истории этой примечательной поездки нашли отражение многие события жизни Тарковского.
В первой половине марта шведская сторона направила изрядное количество приглашений для двух Андреев и Ларисы Тарковских в самые разные инстанции от посольства СССР в Стокгольме до Госкино и отдела культуры Центрального комитета партии в Москве. Седерхольм регулярно звонила, в частности, чтобы узнать, выпускают ли режиссера, но о поступающих приглашениях ему, как и прежде, никто даже не сообщал, о чем он не менее регулярно докладывал Софии. Читателя такое положение дел уже вряд ли удивляет, а вот шведы были обескуражены. Когда Седерхольм решила осведомиться в советском посольстве о происходящем, ей ответили, что Тарковский находится в Италии и потому не отвечает. «Я посоветовал [Софии] дать телеграмму на имя Шауро и Ермаша. Вряд ли это поможет. Впрочем, я никогда не сомневался, что из этой поездки вряд ли что-нибудь получится», — записал он 17 марта.
По всей видимости, шведам удалось всерьез растрясти отечественные инстанции, и уже 19 марта режиссеру позвонила Татьяна Сторчак — вероятно, после успешного совместного визита в Великобританию Андрей стал частью ее работы. Сторчак сообщила, что премьера в Стокгольме готовится 13 апреля, но ни слова не сказала о том, что в приглашении указаны жена и сын. Из речи Татьяны подспудно вытекало, что все происходящее — огромное достижение отдела международных отношений Госкино.
Вопрос о поездке с родными Тарковский поднял сам, причем на несколько более высоком уровне, обсудив его со Шкаликовым. Ответ получил уже знакомый: руководство боялось подобного прецедента. Стоит выпустить одного, и все захотят путешествовать с женами и детьми. Андрей пообещал, что они обязательно вернутся, но Шкаликов, очевидно, не поверил. «Доканают они меня, доездят», — резюмировал режиссер впечатления от встречи 25 марта. Обращает на себя то, что в этой эмоциональной и отчаянной сентенции он использует форму глагола «ездить».
На этот раз Тарковский занял твердую позицию — он уже не тот, что в 1977м или 1978 году — и намеревался действовать решительно. Шведам он сразу заявил: один никуда не полетит! Те, понимая, что по линии Госкино ничего добиться не удастся — а ведь билеты на премьеру в Стокгольме, которая состоится через две недели, уже были почти распроданы — попытались действовать через министерство иностранных дел. Начался привычный для Тарковского и шокирующий для западных людей организационный хаос. Режиссеру звонили из шведского посольства в Москве и спрашивали, не знает ли он, стоит ли его ждать в Стокгольме или нет? Андрей, безусловно, был последним человеком, кто мог бы ответить на этот вопрос. Атташе по культуре внезапно заявила, что их обещали поставить в известность, отпустят ли Тарковских 31 марта. Когда режиссер услышал это, он был несколько обескуражен. После разговора со Шкаликовым прошло много времени, неужели «наверху» так и не приняли решение?! Впрочем, вердикт не был вынесен и позже названной даты.
В пятницу 3 апреля Седерхольм звонила уже в слезах, говорила, что все, причастные к премьере «Сталкера» и визиту Андрея, выйдут на работу в выходные, а для Швеции это событие — из ряда вон. София поделилась, что в посольстве через Госкино им говорят, будто Тарковский не едет, потому что не хочет. В дело вмешалась Лариса, немедленно позвонившая Сторчак. Та сказала, что они так говорят... от растерянности.
В этом порочном круге пугало то, что формулировку «не едет, потому что не хочет» ни одна советская инстанция не признала бы ложью. В момент особенной откровенности можно было бы в частном разговоре сойтись на том, что это полуправда. Режиссер ведь, действительно, не хотел ехать... без семьи. Но последние два слова чиновники бы не произнесли ни при каких обстоятельствах.
Однако на самом деле к 3 апреля Тарковский сдался. Он уже был готов отправиться в Стокгольм в одиночку, советские реалии сломали его, вернули в то состояние, в каком он пребывал до прошлого визита в Италию. Было ясно, что существующий порядок вещей не изменить — либо он едет один, либо просто остается в Москве. Режиссер позвонил в Госкино и сообщил, что если из-за жесткости его позиции у кого-то из них могут быть проблемы, он готов поехать без семьи.
Как только Тарковский согласился лететь в одиночку, все проблемы исчезли будто по мановению волшебной палочки. В Стокгольм он отправился 11 апреля, хотя внутри бушевала буря. Он писал: «Сижу в самолете. Еще не взлетели... Очень прыгает сердце и болит затылок. Не было бы приступа». И далее: «Лара все сказала маме, Тосе и всем родственникам. Может быть, это плохо». По воспоминаниям друзей и родных, в Москве семья решила действовать так, как недавно собирались поступить Суркова с мужем. Андрей не должен был возвращаться.
В столице Швеции сопровождающим и переводчиком режиссера стал музыкант Борис Фогельман, который в дальнейшем будет принимать участие во многих шведских обстоятельствах жизни Тарковского.
Для того, чтобы сделать решительный шаг, Андрею, как всегда, нужно было высшее подспорье, какой-то знак, и он получил его: «Вдруг вспомнил, что мое число 13. И по привычке искал его на номерах автомобилей. Так и не нашел. А я ждал 13–13. Мне почему-то казалось, что если я его увижу, то это будет доброе предзнаменование. В Шереметьеве, входя уже в аэродром, я обратил внимание на черную «Волгу» рядом с дверью. И на ней номер — 13–13. До сих пор не могу прийти в себя».
В Стокгольме режиссера разместили в прекрасном «Гранд-отеле», расположенном на набережной. Несмотря на пять звезд, статус и более чем вековую историю, он произвел на Тарковского удручающее впечатление. Первым делом нужно было позвонить Тонино. Уж здесь, в Швеции, точно нет никакой прослушки и потому можно будет говорить прямо. 28 марта, еще в Москве, Гуэрра радовался по телефону, что они наверняка скоро увидятся. Но сейчас, если Андрей решится на невозвращение... Как это скажется на «Ностальгии»? Нужно было обсудить. Впрочем, именно в смысле фильма станет скорее проще, проект лишь превратится в сугубо итальянский, или итало-французский, или итало-шведский, или итало-британский... А «русские сцены» вовсе не обязательно требуют съемок на родине.
Визит Тарковского готовился тщательно, и еще в Москве он дал интервью финскому журналисту Вейкко Коркале, которое 10 апреля было опубликовано в шведской газете «Dagens Nyheter». Одно из старейших стокгольмских изданий прежде уже многократно печатало материалы об Андрее и его кинематографе. Важную роль в этом сыграл писатель и журналист Мауриц Эдстром. Теперь же газета крайне подробно обозревала пребывание самого Тарковского в Швеции, сообщая новости о нем несколько раз в неделю, начиная с 4 апреля.
Поскольку беседа с Коркалой состоялась до отъезда, в ней совершенно не чувствуется то напряжение и те переживания, которые переполняли режиссера. Напротив, он демонстрирует удивительную терпимость и смирение. Хотя заголовок «Решающие времена» кажется как нельзя более подходящим.
На вопрос журналиста о том, доволен ли Тарковский своими достижениями, он отвечает: «За двадцать лет я снял пять фильмов. Конечно, у меня были возможности быстрее реализовать мои замыслы, и, разумеется, я был бы рад сделать больше. Но, с другой стороны, я не хотел торопиться. Я сознательно выбирал метод «оставаться в себе»-. Моя исходная позиция была твердой и простой: чтобы сохранить себя как личность и снимать картины, которые я хочу, мне необходимо терпение». Заметим, это противоречит почти всему тому, что Андрей писал в дневнике и повторял в более поздних интервью. Так что либо он надел маску для общения с прессой под присмотром, либо текст был существенно отредактирован.