Диктатор в семье. Как мальчик Коля стал атрибутом власти Лукашенко
Коля Лукашенко стал одним из символов режима своего отца. Прямо на глазах он превращается в одинокого несчастного ребенка, которому уготована незавидная судьба после неизбежного ухода родителя с политической авансцены
Любой автократ говорит с городом и миром на языке символов, ибо этот язык наиболее понятен и потому незаменим в подобной коммуникации. При этом язык сей довольно беден количественно, хоть и весьма выразителен. Используется этот набор вне зависимости от состояния автаркии: она может находиться в стадии созревания (2006 год — Путин целует в живот мальчика), зрелости (1935 год — Сталин фотографируется с девочкой Мамлакат и награждает ее орденом Ленина) или упадка (2020 год — Лукашенко устраивает срочное заседание по поводу удержания ситуации в стране, на котором присутствуют лишь его пресс-секретарь и несовершеннолетний сын).
На языке символов общение авторитарного лидера с ребенком — это его общение со всей страной, а стало быть — со всем миром. Разговор настоящего с будущим, перетекание одного временного континуума в другой — жест, подтверждающий непрерывность власти, а значит, ее незыблемость. Знаменитые кадры награждения крошечного отряда гитлерюгенд в апреле 1945 года в саду рейхсканцелярии — не только про то, что летящему в пропасть гитлеровскому режиму больше не на кого опереться, они про то, что Гитлер пытается послать немецкому народу знак о том, что рейх устоит, потому что опирается на лучшее, что у него есть, — на будущее, и это будущее олицетворяют не советские танки на улицах Берлина, а эти юнцы. Таков мир, в котором живет фашистский диктатор, и он пытается верить в этот мир из последних сил. Фильм «Бункер» замечательно рисует существование вождя в параллельной реальности, сформировавшейся в его собственном воспаленном мозгу.
Итак, ребенок как метафора счастливого будущего автократического режима — это некая символическая константа, опираться на которую присуще почти всем авторитарным правителям, вне зависимости от степени их авторитарности, кровожадности их опричных и политического веса их режима на мировой арене. Метафора — это то последнее, что остается авторитарным правителям на закате правления, за метафору они стараются ухватиться буквально в последние минуты своего политического (а иногда и физического) существования. Если внимательно просмотреть кадры суда, учиненного над Николае и Еленой Чаушеску 25 декабря 1989 года, то можно увидеть и услышать, как в момент, когда перепалка уже закончилась и супругов вывели на задний двор для расстрела молодые солдатики, Елена в истерике кричит: «Я же ваша мать!» Знаковое восклицание. Мать всех румын/отец народов/белорусский батька — ряд можно продолжать, вариаций немного.