Пастухи и частушки
Адвокат Добровинский говорит правду о прозе своей прошлой жизни — и немножко сочиняет русские народные стихи.
По прилете вас встретит придурок с приветливым лицом — это водитель Джон — и мой секретарь-помощник Володя. До дома вас довезут часа за два. Машина такая же, как у вас, так что удивить тут нечем. Что говорить супруге, вы знаете лучше меня. Истерики и битье посуды вы переживете, думаю, не в первый раз. К тому же, как в том анекдоте про передаста, вы только передаете информацию. Я заказал вам в самолет ужин из Semifreddo и еще, на всякий случай, суши-сашими. На борту масса хороших вин и тяжелого алкоголя. Ах да! Вы же не пьете. На стюардессу можете не засматриваться: ее зовут идиотским именем Анти и она немка. Говорит, что у нее есть друг, и ничего больше не хочет. Еще на борту есть целая серия классных старых фильмов. В общем, развлекайтесь. Ну, кажется, все. Летите спокойно и удачи. Сразу позвоните — как там и что.
Мы разъединились. Я листал забытый кем-то журнал Paris Match и ждал, что объявят посадку. Передо мной на диване сидел благообразного вида старичок и с интересом разглядывал все вокруг.
Через какое-то время ко мне подошел охранник клиента, выходец из понятных структур, и свиристящим шепотом сказал:
— Александр Андреевич! Все рейсы задержат часа на полтора. Похоже, сам летит. Так что придется подождать. А можно попросить автограф на журнале «Татлер»? Мне ваши рассказы очень нравятся.
Я уныло уставился на циферблат Van Cleef на руке. Полтора часа еще тут Муму полоскать.
Неожиданно старичок обратился ко мне на французском:
— Тысяча извинений, месье. Но я вижу, какой журнал вы читаете, и понял, что вы владеете французским языком. У нас уже минут пятнадцать нет ни одного вылета — что-нибудь случилось?
Я объяснил, что в нашей стране небо тоже бывает иногда занято, и предложил ему выпить со мной чашку кофе. Месье Дюбуа (так он мне представился) согласился на кофе и заказал себе вместо кофе кальвадос, а я — зеленый чай. Мы разговорились. Парижанин, но давно живет в Азии из-за налогов. Основатель транснациональной компании по установке аппаратов с пивом и мелкими бутылочками алкоголя. По всему миру, в маленьких и дешевых гостиницах. Дело в том, что практически во всех странах продажа алкоголя навынос лицензируется. А если поставить аппарат в холле гостиницы, то все в порядке. Таким образом получилось, что только в Западной Европе стоит около двух миллионов его железных продавцов. А в Азии и Америке? Вообще страшно сказать. Российский рынок очень интересен. К тому же месье Дюбуа любит все русское. Компании больше сорока лет. Как начинал? Очень просто. У него был двухзвездочный отель, и он решил поставить у себя автомат. Купил старый, который продавал шоколадки, переделал его и начал продавать пиво, маленькие бутылочки коньяка, виски, чипсы и прочую дребедень. Потом пошло-поехало. Правда, дети делом не интересуются. Старший — музыкант. Дочка — мама четырех детей и вообще ничего больше знать не желает, кроме того, чтобы держать своего мужа за…
— Есть такое выражение по-русски? Ах есть! Как интересно. А обозначает то же самое? А вы? Бизнесмен? Наверное, нефтяник, раз летаете своим самолетом? У меня Gulfstream. А у вас?
— Нет, я не бизнесмен. Адвокат. Коллекционер. Писатель. Радиоведущий. Гольфист. Актер кино. Завкафедрой. Дизайнер. Лектор. Наверняка что-то забыл. Самолет не мой, клиента. Лечу по его делам в Англию. Я жил в Париже много лет. И даже работал в маленьком отеле. Когда? В середине семидесятых. Можно сказать, был почти вашим коллегой. Нет, что вы. Я не пью. Извините и спасибо. А это… Долгая история. Правда интересно? Между прочим, все началось из-за коммунистической партии и любви женщины к любви.
Жарким молодым июльским утром я возвращался пешком от любимой девушки по стройным улицам Парижа. Денег на метро не было, да и летний город стоил того, чтобы его рассматривать более пристально. День начинался очень по-французски: с любви, чашки крепкого кофе и половины круассана. Я встречался с самой красивой девушкой в мире и писал книгу «Русские частушки и поговорки в переводе на французский язык и обратно». Короче, мир середины семидесятых принадлежал мне. Перекладывая в голове народное творчество, красивейшие строчки «Ничего я не боюсь. Я на Фурцевой женюсь. Буду щупать сиськи я самые марксистския!», я мистическим образом зачем-то сбавил шаг около метро «Вожирар». Где ко мне неожиданно обратилась тетка с кипой газет-толстушек в руке: