Невыносимые страдания ОМОНа
Как разделилось «московское дело»
Приговор Павлу Устинову буквально за несколько дней, кажется, переломил ситуацию в «московском деле». Если реальные сроки другим фигурантам не вызывали у публики особого интереса, то 3,5 года парню, который оказался на Пушкинской случайно, не оставили равнодушию шанса. Десятки знаменитых актеров опубликовали видео в поддержку своего молодого коллеги. Открытые письма за освобождение фигурантов «московского дела» написали группы учителей и священников. У администрации президента выстроилась очередь на одиночные пикеты. За Устинова одновременно заступились Иван Ургант и секретарь генсовета «Единой России» Андрей Турчак. Кажется, власти снова удалось невозможное — объединить российское общество в деле спасения одного утопающего. И вот первый результат: другого фигуранта, Айдара Губайдулина, освободили под подписку о невыезде, дело вернули в прокуратуру. «РР» рассказывает о том, как проходил суд над Павлом Устиновым и как освобождали других фигурантов «московского дела».
— На фотографиях из суда видно, что у тебя всегда была идеальная прическа. Как тебе это удавалось в камере?
— У меня были расческа и водичка, — смеется Сергей. Вообще-то Абаничев хотел взять с собой в камеру расческу и гребешок. Но конвоир разрешил пронести что-то одно, не поняв, зачем заключенному две расчески. А может, решил, что с помощью двух Сергей выкопает подземный лаз и сбежит из темницы.
На руке у Сергея белые пластмассовые часы и тонкая разноцветная фенечка. Ее повязал буддийский монах в Таиланде — Абаничев ездил туда с девушкой. В СИЗО фенечку дважды пытались срезать, но Сергей отстоял.
— Каждое утро нас проверяли металлоискателем, и возле фенечки он постоянно пищал. Видимо, они думали, что я там что-то спрятал. Даже не представляю, что там может поместиться. Напильник? Я им говорю: «Да у меня же в руке металлическая пластина». И хотя каждый день нас досматривали одни и те же сотрудники, объяснять приходилось постоянно.
Металлическую пластину в правую руку Сергею вставили два года назад, когда после падения с большой высоты несколько костей раздробило на мелкие кусочки. Тогда же Абаничев оглох на одно ухо. Во время процесса адвокат подавала ходатайство о смене меры пресечения на домашний арест по состоянию здоровья. Суд прошение отклонил.
О том, как задерживали Сергея Абаничева, «РР» рассказывал его отец Вячеслав Абаничев в статье «Тягостная Мосгордума» («Русский репортер» № 480 от 19 августа 2019 года). Сергей — тот самый парень, который на митинге 27 июля якобы бросил банку в полицейского. В ходе процесса банка пережила несколько реинкарнаций, иронизирует Абаничев:
— В документах на проведение фотоэкспертизы банка превратилась в стакан, без уточнения материала. Мы даже с адвокатом смеялись: «Что за стакан? Бумажный, граненый, а может, вообще пивная кружка Мухиной, которой убить можно?» В последнем постановлении была такая фраза: «Действия Абаничева по броску бумажного стаканчика в полицейского не были направлены на причинение насилия, потому что полицейский находился в защитном шлеме».
Однако бумажного стаканчика хватило для того, чтобы молодой человек целый месяц провел за решеткой. Этот арест без весомых поводов долго казался Сергею ошибкой.
— Сначала я думал, что такого быть не может. Что вот сейчас они за пару дней разберутся в этом абсурде. После апелляционного суда 14 августа стало страшно. Я понял, что у них есть установка на показательную порку, и меня реально могут закрыть.
Первые десять дней Сергей провел в ИВС СВАО в Медведкове, затем на две недели попал в СИЗО «Матросская тишина», а потом в ИВС САО на Войковской. В заключении он познакомился с другими узниками «московского дела»: с Константином Котовым вместе ожидал суда 5 августа, с Эдуардом Малышевским сидел в одной камере, а с Владиславом Синицей оформлялся в СИЗО.
— Синица сам спросил, за что меня задержали, — вспоминает Абаничев. — Я объяснил, что мне вменяют участие в каких-то беспорядках. Он ответил: «А я тот, кто вас защищал». Я не мог понять, о чем он говорит. Пытаюсь его расспросить, он отвечает: «Ну да, ты все правильно понял».
А я ничего не понял, я про его историю вообще не слышал. Потом он рассказал, что сел за твит. Я даже не поверил! Я слышал, что в прошлом году было какое-то дело в Барнауле, девчонку судили. Но думал, что просто пошумели, и все. (В мае 2018 года жительницу Барнаула Марию Мотузную обвинили в экстремизме и оскорблении чувств верующих за сохраненные в сети «ВКонтакте» демотиваторы. В октябре 2018-го суд вернул дело в прокуратуру, а Мотузная временно уехала на Украину, но этим летом вернулась в Россию. — «РР»). А тут я реально стою за решеткой с человеком, которого будут судить за твит.
Тем временем судья методично отводил ходатайства адвоката о залоге и состоянии здоровья Сергея, а также ходатайства поручителей. Все это для судебной системы оказалось незначимым. Как-то Сергей спросил адвоката Светлану Сидоркину о своих шансах.
— Она мне честно ответила: «Дело очень плохо». Даже она до последнего думала, что арест продлят: «Ни на кого ничто не действует, они ничего не хотят слушать». Надежды на то, что все это закончится до 27 сентября, не было никакой. Светлана Ивановна давно занимается подобными делами, защищала ребят по «болотному делу» (Светлана Сидоркина выступала адвокатом Алексея Гаскарова. — «РР»). У нее колоссальный опыт. В конце августа я снова спросил: «Какой шанс, что весь этот театр абсурда развалится до осени?» Ничего утешительного она мне не сказала.
В интервью «РР» в середине августа Вячеслав Абаничев, отец Сергея, говорил, что верит в освобождение сына:
— Есть ощущение, что должны выпустить. Просто это ненормально. Как это — пришить такое тяжкое преступление молодым людям? Я надеюсь и жену убеждаю, что все сейчас обойдется, что это чудовищная ошибка. «Товарищ Сталин разберется». Естественно, все понимают, что решение принимает не СК, не какой-то судья — решение принимается в другом месте. Арест продлили до 27 сентября, а там уже выборы пройдут, все уляжется. Есть надежда.
Что еще остается родителям задержанного парня? Только надеяться, что там, наверху, сейчас разберутся, что невиновного человека не могут посадить просто так. Надеяться, что система правосудия с ее 0,5% оправдательных приговоров споткнется именно на их сыне и проявит здравый смысл. Но верить в это — все равно что верить в Деда Мороза.
Удивительно, но чудо действительно произошло. 3 сентября дверь в камеру открылась. Появившийся на пороге полицейский сказал, что Сергея вызывает следователь. Следователь оказался в кабинете один, Сидоркиной не было. Абаничев спросил, где его адвокат. Следователь сухо ответил, что она не придет.
— Я сначала подумал: «Ну, ребят, вы решили это настолько грязно делать, даже защитника не пускаете!» Прошел в кабинет, за мной закрыли клетку. Следователь протягивает мне бумагу, говорит: «Читай». Я читаю шапку: «Постановление о прекращении уголовного преследования». У меня затряслись руки. Меня странные эмоции переполняли: одновременно радовался, что все кончилось, и не мог понять, в чем подвох. Дочитал до конца. Он спрашивает: «Все понятно?» Я думал, что будут какието условия. Говорю: «Я правильно понял, что с меня обвинения сняли?» — «Да, обвинения сняли, там сейчас какая-то административка, штраф какой-то. Это то же самое, за что тебя обвиняли, только уже не уголовное, а административное дело». Человек в звании высшего офицерского состава не может внятно объяснить банальные нормы права! (Уголовную статью о «массовых беспорядках» Сергею заменили на административную о «нарушении правил участия в массовом мероприятии». — «РР».)
С постановлением на руках Сергей вышел в коридор. Полицейский привычно приказал: «Лицом к стене, руки за голову». В ответ Абаничев протянул бумагу о прекращении дела. До камеры Сергей дошел без наручников — хотя и в сопровождении конвоиров. В камере собрал вещи и попрощался с соседом, Эдуардом Малышевским. Через 20 минут за Сергеем пришли. Он сдал постельное белье и подписал расписку в том, что претензий к условиям содержания и сотрудникам ИВС не имеет. Из изолятора Сергея отпускали вместе с другим фигурантом «московского дела», Валерием Костенком.
— Когда нас выводили, дежурный несколько раз повторил: «До встречи». Уже направляясь к выходу, я сказал: «Нет, встречи не будет, давайте прощаться». Вот что в головах у этих людей? Разве здесь есть поводы для шуток? Они знают, за что мы там оказались. Молодые парни в такой ситуации, а ты, офицер, должен понимать, что ты говоришь и при каких обстоятельствах. Ты не просто так носишь погоны! Это не поведение офицера.
На выходе Сергея и Валерия ждали родители, друзья и журналисты. Абаничев провел в заключении ровно месяц — с 3 августа по 3 сентября. На следующий день младшей сестре Сергея исполнялось 15 лет.
— Я себя уже за две недели морально подготовил, что не попаду к ней на день рождения, а потом, 14 сентября, — на свадьбу к своей подруге детства. Заставил себя свыкнуться с этой мыслью. Передал сестре написанные на бумажке поздравления. И тут буквально за день меня отпускают! Словами описать свои тогдашние чувства я не смогу.
На следующий день после освобождения Абаничевы отмечали день рождения младшей дочери. За месяц ареста суд не разрешил Сергею ни одного свидания с родителями. Несколько заявлений Абаничевых-старших так и остались без ответа. Первые дни на воле Сергей постарался провести с семьей. Только сходил в парикмахерскую — постричься и привести себя в порядок.
До ареста Сергей полтора месяца проходил испытательный срок в IT-компании. Когда утром в понедельник 5 августа Абаничев не вышел на работу, работодатель расторгнул договор. Что произошло со стажером, в компании поняли только через неделю, когда фамилию очередного фигуранта «московского дела» растиражировали СМИ. После освобождения Сергей вернулся на работу. Он продолжает следить за судьбой других узников «московского дела». Уже ходил на суд по делу Константина Котова и читает все новости о тех, кто, как и он, оказался за решеткой после митингов в Москве.
Суд над Павлом Устиновым
Заседания «московского дела» не собирают толпы под окнами суда и десятков камер в коридорах. 12 сентября на процесс по делу 23-летнего актера Павла Устинова приходят журналисты, знакомые и близкие Павла, но свободные места все же остаются.
В зал входит судья Алексей Криворучко, немолодой высокий мужчина в очках и мантии. Для Павла и его защиты Криворучко — не лучший вариант. На его счету обвинительные приговоры активистам «Другой России» по делу о насилии в отношении представителей власти во время беспорядков на Манежной площади в 2010-м, два процесса над Алексеем Навальным и дело Сергея Магнитского. Судья включен в список Магнитского. Криворучко призывает слушателей к тишине, хотя народ и так безмолвствует, и объявляет перерыв до прибытия автозака. Заседание должно было начаться в 10 утра, но «КамАЗ» с обвиняемым запаздывает.
В коридор выходят красивые молодые парни с актерской выправкой — Пашины однокурсники по Высшей школе сценических искусств. У входа в зал на металлических стульях пожилая мама Устинова, Татьяна Павловна, негромко переговаривается с Пашиными педагогами. Константин Райкин, Сергей и Мария Шенталинские приехали поддержать своего бывшего студента и его родных.
— Я Пашу знаю только с лучшей стороны, — говорит Мария Шенталинская (она преподавала Устинову вокал и музыкальный ансамбль). — Он очень честный, открытый, всегда помогает. У него большая многодетная семья, он все для них делает. Абсолютно аполитичный человек, очень любит свою профессию. Специально пошел в армию, хотел служить России, государству и людям. Мы в школе сценических искусств все были в шоке, когда узнали о задержании, и теперь очень хотим помочь.
В коридоре то тут, то там на смартфонах пересматривают видео задержания Павла Устинова. Группа омоновцев внезапно налетает на парня с телефоном в руке. От неожиданности парень не удерживается на ногах и начинает пятиться назад, чтобы поймать равновесие. Один из бойцов ведет его, словно партнер в танце, но не справляется с гравитацией и падает, схватив парня за колени. Парень делает разворот на 180 градусов и тоже падает. На него налетают три омоновца: двое хватают, один лупит дубинкой. Упавший боец поднимается, вместе с коллегами отрывает парня от земли — той самой левой рукой, которая уже якобы вывихнута, — и уносит задержанного в автозак. В материалах следствия это потом назовут «активное сопротивление задержанию». Сопротивлялся силе притяжения — очевидно, но задержанию — явно нет.
Старшая сестра Павла, Юлия Устинова, приносит чистый лист бумаги. Константин Райкин кладет на колени черный портфель и долго пишет что-то размашистым почерком. Это поручительство, его приобщит к делу адвокат. Прождав два часа, Райкин уедет по делам, так и не дождавшись начала заседания.
Юля ни минуты не сидит на месте. Она то разговаривает с правозащитниками, то подходит к матери, то диктует Константину Райкину шапку для поручительства. Старшая сестра, кажется, делает все, что в ее силах, чтобы вытащить отсюда брата и не сойти с ума.
— Я просто в шоке от происходящих судов. Все дошло до такого маразма, что я даже не знаю, чего ожидать от суда, — у Юли на глаза наворачиваются слезы. — Паша не участник акции, он аполитичный человек. У нас сложный случай. Сторона обвинения очень настойчиво утверждает, что Паша был на митинге в первых рядах, выкрикивал лозунги. Хотя у нас есть все доказательства того, что он оказался там случайно.
В дальнем конце коридора крутится потерпевший Александр Лягин. Это ему Устинов якобы вывихнул руку. Весь в черном, высокий молодой омоновец с детским лицом и шрамом у левой брови держится в стороне от журналистов и родных Павла. На митинге 3 августа он был сержантом, теперь пошел на повышение — дослужился до старшего сержанта. Во время прений прокурор Кожекина пожалеет, что журналисты не видели молодого человека на прошлом заседании, когда Лягин еще носил повязку на руке. С вывихом Лягин пролежал три недели в госпитале Нацгвардии и до сих пор остается на больничном.
Павел Устинов эти три недели, равно как и следующие три, провел в СИЗО, и неизвестно сколько проведет еще. Устинову вменяют насилие к представителю власти — до десяти лет лишения свободы. Прокурор требует шесть лет. Я задаю адвокату Дмитрию Чешкову вопрос о шансах на оправдательный приговор.
— Все зависит от того, как суд будет реагировать на заявляемые мной ходатайства, например о приобщении видеозаписей, — говорит Чешков. — У нас имеются три видеозаписи с разных ракурсов: одна — самая известная, с моментом задержания, а две другие позволяют оценить, что Павел был обычным прохожим, ничего не скандировал. В материалах дела утверждается, что он якобы скандировал лозунги, хотя этого не было. Эти видеозаписи подтверждают, что нападение на него было необоснованным.
Наконец в суд привозят Устинова. Слушатели возвращаются в зал, судья Криворучко занимает свое место. Первой версию произошедшего рассказывает прокурор Кожекина. По ее словам, Устинов положил правую руку на плечо омоновца и, применив силу корпуса, оказал воздействие на плечевой сустав Лягина. На видео отчетливо видно, что в правой руке Устинов держит смартфон. При этом, говорит Кожекина, задержанный причинил бойцу нравственные страдания и физическое повреждение в виде вывиха плеча, а заодно унизил честь сотрудника полиции. Лягин и двое омоновцев-свидетелей дают показания как под копирку: говорят, что Устинов был «активным участником, выкрикивал лозунги». То есть усиленно оправдывают методы задержания.
У дела есть и другие свидетели — двое очевидцев, снявших задержание Павла на видео: Олег Козловский из Amnesty International и журналист «Дождя» Василий Полонский. Именно их съемки адвокат Чешков просит приобщить к делу; там видно, что Павел ничего не выкрикивал. Прокурор протестует. Судья просьбу адвоката отклоняет. За все заседание Криворучко не примет ни одного ходатайства адвоката. Он будет методично отвергать любые предложения защиты и во всем поддерживать обвинение.
— Вы всех записывали? — спрашивает прокурор свидетеля Олега Козловского.
— Нет.
— А почему Устинов привлек ваше внимание?
— Я следовал за группой сотрудников ОМОН, — пожимает плечами Козловский.
Примерно о том же прокурор спросит Василия Полонского. Журналист не вспомнит ничего особенного в поведении Устинова. На прениях прокурор перевернет показания свидетелей с ног на голову:
— Почему данные свидетели обратили пристальное внимание на Устинова? Я считаю, потому, что он привлекал внимание, производил активные действия. Это подтверждает то, что Устинов во время акции занимал самую активную позицию, чем привлек внимание свидетелей как со стороны обвинения, так и со стороны защиты.
На трибуну поднимается мама Паши. После массовых задержаний 27 июля Татьяна Павловна предупреждала сына не ходить на митинги:
— Наверное, мое чутье подсказало мне, что эти события станут роковыми в моей жизни. Это ложь настоящая — какое скандирование, он даже лозунгов этих не знает! Он ни кошку, ни собаку никогда не пнул, неконфликтный совершенно. Непонятно, за что привлекают к ответственности моего сына! Я считаю, что произошло событие, в которое он вмешался несознательно, он стал жертвой своего места.
Адвокат Чешков снова просит приобщить к делу альтернативные видео. Прокурор против: мол, зачем еще раз пересматривать съемку одного и того же события? Судья вновь отказывает адвокату. Защита заявляет судье отвод. Криворучко выходит из зала, но, вернувшись, отклоняет отвод.
Последним на процессе выступает сам Павел Устинов. За полтора месяца в СИЗО он похудел, отрастил усы и бородку. Павел объясняет, что ждал на Пушкинской друга — сам предложил место, потому что гулял там как-то до этого. Говорит, что был в наушниках, на своей волне, и не заметил ни толпы, ни полицейских. Повторяет, что лозунгов не скандировал и в митинге не участвовал. 16 сентября судья Криворучко вынесет Павлу Устинову приговор — 3,5 года колонии.
«Московское дело»
Задерживать фигурантов «московского дела» начали после митингов в столице 27 июля и 3 августа. Одни, как Павел Устинов, попали в СИЗО прямо с акции — да так и остались. Других, как Сергея Абаничева, арестовали спустя время. Отдельным номером в деле прошел Владислав Синица. Финансовый менеджер из Москвы на митинги вообще не ходил. Для уголовного преследования ему хватило написать неоднозначный твит о детях силовиков. Силовики углядели в 140 знаках призыв к расправе и задержали блогера.
Одним из последних фигурантов «московского дела» стал Эдуард Малышевский. После митинга 27 июля он провел 15 суток в спецприемнике по административному нарушению. А потом вышел на свободу и две недели жил без забот. Только 30 августа его вновь задержали и предъявили уже уголовное обвинение — в применении насилия к сотруднику полиции. Малышевского подозревают в том, что он выдавил окно автозака на голову полицейского.
Следом за Малышевским в СИЗО оказался Никита Чирцов. 30 августа его выслали из Белоруссии, а 2 сентября задержали в Москве. По версии следствия, на митинге 27 июля Чирцов толкнул полицейского в грудь, причинив тому боль. Среди фигурантов «московского дела» Чирцов стал девятнадцатым. Большинству из них предъявили обвинения либо по части 2 статьи 212 УК — участие в «массовых беспорядках», либо по части 1 статьи 318 УК — применение насилия к представителю власти.
3 сентября в «московском деле» наметился водораздел, прошедший ровно между двумя этими статьями. В тот день на свободу внезапно отпустили четверых обвиняемых. Уголовные обвинения были сняты с Сергея Абаничева, Владислава Барабанова, Даниила Конона и даже Валерия Костенка, который к тому моменту уже успел признать, что бросал в полицейских пластиковые бутылки. Все обвиняемые проходили по 212-й статье. Еще двух фигурантов, Егора Жукова и Сергея Фомина, суд перевел из-за решетки под домашний арест. Правда, для студента ВШЭ Жукова нашли новую статью — призывы к экстремистской деятельности. Ранее из СИЗО выпустили Дмитрия Васильева, который попал в реанимацию после того, как при задержании у него изъяли инсулин. В итоге из семи фигурантов по 212.2 под арестом почему-то остались двое: Сергей Фомин и Алексей Миняйло.
— Пятерых обвиняемых отпустили постольку, поскольку в их отношении не удалось найти состава преступления, как это произошло в случае с теми, кому вменяется 318-я статья, — объясняет руководитель международной правозащитной группы «Агора» Павел Чиков. — Или как с Егором Жуковым, которому предъявили призыв к экстремистской деятельности. Однако почему-то не освобождены Миняйло и Фомин. Хотя 27 сентября истекает срок содержания под стражей Миняйло. Пока неясно, будет ли следствие выходить в суд с ходатайством о продлении содержания под стражей. Формально уголовное дело по статье 212 УК продолжает расследоваться, но последние события показывают, что интерес к формуле «массовых беспорядков» у следствия как минимум снизился.
Увы, разжав один кулак, власть сжала покрепче второй. Совсем другой дорогой пошли дела по остальным статьям. Того же третьего сентября показательно, скопом, осудили обвиняемых по 318-й статье. Толкнувший омоновца Данил Беглец получил два года колонии, а бросивший в полицейских урну Евгений Коваленко — 3,5 года. Иван Подкопаев, который распылил перцовый баллончик в сторону бойцов Росгвардии, сел на три года. На следующий день Кирилл Жуков, приподнявший забрало полицейского шлема, тоже получил три года колонии. Следом приговорили к четырем годам Константина Котова по 1 части той же 212-й статьи — за неоднократное нарушение порядка проведения публичных мероприятий. Владиславу Синице дали пять лет лишения свободы за твит о детях силовиков (пункт «а» части 2 статьи 282 УК).
По сути, «московское дело» пошло по следующей логике: обвиняемых по статье 212 отпустили, если им больше нечего было предъявить. Обвиняемых по статье 318 и другим статьям начали осуждать по всей строгости, даже если доказательства их вины были притянуты за уши — взять хотя бы Павла Устинова. Видимо, не собрав подтверждений тому, что оппозиция устроила в Москве «массовые беспорядки», власти решили замять эту историю. Но продемонстрировать силу, устроить показательную порку оказалось важнее, чем соблюсти принципы правосудия.
— Приговор Устинову — это дискредитация правосудия, — считает адвокат Генри Резник. — О презумпцию невиновности просто вытерли ноги. Человека осудили без каких-либо доказательств его вины. Суд закрыл глаза на очевидное. Отказ исследовать доказательства — видео, которое прямо говорит, что человек просто стоял и разговаривал по телефону, а на него набрасываются… Естественно, когда на человека набрасываются, он инстинктивно этому сопротивляется! Как при такой потасовке рассмотреть, что он применил насилие?
По мнению экспертов, решения в «московском деле» принимались не рядовыми судьями, а высокопоставленными чиновниками.
— Я полагаю, что это была отмашка сверху на расправу, — отмечает Резник. — Личность судьи здесь играла бы роль, если бы судья отказался рассматривать такое дело. Полагаю, что по этим делам абсолютно очевидной будет позиция Европейского суда по правам человека.
Сейчас под арестом остаются пять фигурантов. После того как вокруг дела Устинова началась шумиха, неожиданный поворот произошел в деле Айдара Губайдуллина. По версии следствия, на митинге 27 июля он занес бутылку над головой сотрудника Росгвардии. На заседании суда 18 сентября дело Губайдуллина неожиданно вернули в прокуратуру, а его самого освободили под подписку о невыезде.
Осуждены по «московскому делу»
Владислав Синица
Написал твит о детях силовиков
5 лет колонии
Иван Подкопаев
По версии следствия, распылил перцовый баллончик в направлении сотрудников Росгвардии.
3 года колонии
Константин Котов
За последние полгода Котова трижды задерживали и штрафовали за участие в акциях протеста. Это стало основанием для уголовного преследования по «дадинской статье» (212.1). Когда Ильдар Дадин был обвинен по ней в 2017 году, Конституционный суд признал решение суда незаконным, и Дадин вышел на свободу.
4 года колонии
Павел Устинов
По версии следствия, вывихнул плечо омоновцу во время задержания. Видеозапись показывает, что Устинов во время задержания не сопротивлялся, был жестоко избит, а в акции вообще не участвовал.
3,5 года колонии
Евгений Коваленко
По версии следствия, бросил мусорный бак в бойца Росгвардии, попав ему по ягодицам. Признал вину.
3,5 года колонии
Даниил Беглец
По версии следствия, толкнул рукой неустановленного сотрудника правоохранительных органов. Признал вину. Пошел на сделку со следствием.
2 года колонии
Кирилл Жуков
Пытался приподнять забрало шлема омоновца, в результате чего ремешок впился тому в шею, и омоновец «испытал физическую боль». На видео заметно, что ремешок шлема не был застегнут.
3 года колонии
Открытые письма в защиту осужденных. Отрывки
Учителя
Постоянно работая с историческими документами и отечественной литературой, мы хорошо знаем, что курс на раскол общества исторически обречен. Физикам отлично известно, что заваривание кипящего котла неминуемо приводит к его взрыву; историки и литераторы знают, к чему привел исторический курс на заваривание котла. Никому из нас не хочется жить в обществе, глубоко расколотом на две половины, которые не могут договориться друг с другом; никто из нас не хочет повторения ситуации, в которой трещина проходит по семьям, а брат восстает на брата… Мы надеемся, что общество и его власть в состоянии усвоить уроки истории, обществознания и литературы. Мы требуем освободить несправедливо осужденных, прекратить сфабрикованные дела и дать справедливую с точки зрения закона оценку действий тех, кто избивал людей на улицах, арестовывал без вины, давал ложные показания, писал под копирку лживые протоколы, выносил заведомо несправедливые приговоры.
Священники
Исполняя пастырский долг печалования о заключенных, мы, священники Русской Православной Церкви, каждый от своего имени, считаем своим долгом выразить убеждение в необходимости пересмотра судебных решений в виде тюремных сроков, присужденных ряду фигурантов «московского дела»… Один из осужденных, Константин Котов, не совершая никаких насильственных действий ни в отношении представителей власти, ни других граждан, был подвергнут беспрецедентно жестокому наказанию… Нам было горько узнать о том, что одним из вещественных доказательств, изъятых у него, был самодельный плакат со словами протоиерея Александра Меня «Милосердие — то, к чему мы призываем»… Мы категорически выступаем против любого проявления насилия как со стороны демонстрантов, так и со стороны представителей власти, обязанность которых — обеспечивать безопасность граждан, включая самих демонстрантов.
Актеры
(Автор петиции Александр Паль)
…Нашего коллегу по цеху, актера Павла Устинова, осудили на 3,5 года общего режима за то, что он якобы оказывал сопротивление сотрудникам Росгвардии при задержании на протестной акции 3 августа. Обвинения не соответствуют действительности. Я видел несколько видео с задержания Паши, вы также можете их легко посмотреть в интернете. Из записей отчетливо видно, что Паша ничего подобного не делал. Он мирно стоял у входа в метро, когда на него напали четыре сотрудника правоохранительных органов в шлемах и бронежилетах. К сожалению, данные видеозаписи даже не были рассмотрены в суде в качестве доказательства. Именно поэтому сегодня мы запустили в соцсетях флешмоб в поддержку Павла #свободупавлуустинову… и я прошу и вас поставить свою подпись, выразить солидарность с Пашей и другими политзаключенными по этому делу…
От редакции
Российская общественность еще раз после дела Голунова проявила солидарность независимо от политических взглядов и убеждений и, кажется, отстояла осужденного на три с половиной года Павла Устинова. И может добиться большего.
Но может и не добиться. Понятно, в чем проблема. После дела Голунова была надежда на развитие успеха для конкретных позитивных изменений. Первое направление — побороться за других сидельцев, чье преступление либо минимально, либо вообще кажется надуманным. Второе направление — побороться за смягчение наказания и практики по антинаркотическим статьям (по одной из которых пытались закрыть Голунова), чтобы не сажали простых людей, разовым образом потребляющих наркотические вещества, или мелких распространителей. Это важно, во-первых, потому что 228-я статья — самая «народная», то есть при общем снижении уровня наказаний и преступлений количество посаженных по ней растет. И это точно не борьба с наркомафией и наркопотреблением — это чистые репрессии, поскольку полицейский план выполняется простым способом и силы отвлекаются от борьбы с реальными наркодилерами. Наркоманам можно помочь социальной политикой и реабилитацией, а не тюрьмой — тюрьма только распространяет ВИЧ и способствует рецидивам. Но протесты продолжились в форме борьбы с режимом, а значит, потеряли массы сторонников. А тут и Владимир Путин прямо заявил на большой прессконференции, что смягчения 228-й статьи не будет, что остановило полемику.
Это многое говорит о нашей политической системе. Имитация демократии иногда работает — когда решения принимаются после неожиданных результатов соцопросов или после общего протеста (эдакая «демократия по требованию»). То есть выборы ничего не решают, но голос народа как-то учитывается. Представительные же институты почти не работают в этом качестве (хотя некоторые их представители, например Сергей Шаргунов, работают отлично и вытаскивают многих людей).
Кризис с «московским делом» как раз родился в результате устаревания и нелогичности российского института выборов. Подписной ценз на московских и региональных выборах возник из понятного когда-то стремления не дать несистемным политикам (от враждебной оппозиции до криминала) случайно прорваться туда, где они могли бы сильно навредить. Но с тех пор режим окреп и забронзовел. Никакие, даже антирежимные оппозиционеры в лояльной Мосгордуме никому не могли бы помешать — только пошумели бы. Антикоррупционные расследования и сливы кроме нервов и пользы ничего бы не принесли, если иметь в виду интересы федеральной власти и страны. Но какие-то чиновники решили воспользоваться нормой о цензе для ручного отсева кандидатов, тем более что при таком цензе нарушения точно должны были быть. И по глупости спровоцировали маленький майданчик.
Куда можно двигаться дальше? Законодательство и практика выборных процедур. Нет шансов, что выборные процедуры радикально улучшат связь государства с реальностью, но уж точно не нужно провоцировать конфликты враньем, лицемерием и подтасовками. Борьба за власть все равно идет не там. Еще важнее продвинуться в существенной перестройке судебной системы. Это вообще признак цивилизации — правосудие. И достаточно немногих знаковых неправовых решений, чтобы разрушить государство. Надо исключить обвинительный уклон судов, а также позорную зависимость судей от обвинения и чиновников. Сделать исключительной меру пресечения в форме заключения под стражу как коррупционную и негуманную — для всех преступлений, кроме безусловно злодейских. Преодолеть культ формализма и дутых, но правильно оформленных доказательств — на смену ему должен прийти культ справедливого и соразмерного решения.
Нужно сломать систему санкций в отношении судей за смелые, но не одобряемые сильными людьми решения. Наказывать судей надо только за очевидную ложь и негуманность. На этом пути не стоит исключать возможность выбора верховных судей из регионов, включение в резерв судей адвокатов, а не только бывших прокуроров, и прочие действенные примеры из мировой практики.
Но чтобы постепенно, но твердо двигаться в сторону прогрессивных изменений, важно, чтобы общественность не унесло опять в абстрактный и бессодержательный протест, который либо безрезультативен, либо имеет результатом разрушения. Надо же иметь вкус к разумной, очень конкретной и целесообразной, долговременной политической деятельности.
Фотографии: Alexander Zemlianichenko/AP/TASS. Pavel Golovkin/ AP/TASS. Максим Блинов/РИА Новости; Сергей Фадеичев/ТАСС; Сергей Карпухин/ТАСС. YURI KOCHETKOV/EPA/ТАСС; Максим Григорьев/ТАСС; Сергей Карпухин/ТАСС
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl