Режиссер Егор Перегудов: Театр проходит циклы своего развития и умирает
Егор Перегудов отметил год на посту художественного руководителя Театра Маяковского. В честь этого события и 40-летнего юбилея, который театральный режиссер справляет 1 июня, Максим Андриянов поговорил с ним о преодолении кризиса, проблеме режиссерских лабораторий и «прикуривании от момента»
Сейчас Егор Перегудов живет между двумя датами, которые хочешь не хочешь давят своей значительностью. 13 мая — год, как его назначили художественным руководителем Театра Маяковского, а 1 июня ему исполнится 40 лет. Если бы мы встретились весной 2022-го, то говорили бы совсем на другие темы. Передо мной сидел бы главный режиссер РАМТа, правая рука легендарного Алексея Владимировича Бородина. На тот момент бы Егор только-только выпустил в МХТ им. А. П. Чехова «Сирано» Ростана и затевал «Опасные связи» де Лакло в «Мастерской Петра Фоменко». Юрий Бутусов готов был заказать ему перевод Брехта для своей новой постановки в Театре Наций, ведь до ГИТИСА Перегудов закончил иняз и успешно работал по первой профессии. «Барабаны в ночи» и «Доброго человека из Сезуана», кстати, в Театре Пушкина играют именно в его переводе. Мы бы затронули вопрос преподавательской деятельности Егора в гитисовской мастерской Сергея Женовача. Но сейчас вся жизнь Перегудова сосредоточена в Театре Маяковского. В первой половине сезона он поставил спектакль «Истории», которым прославленный коллектив отметил свое столетие, а во второй — «Любовь по Маркесу» с Игорем Костолевским и Ольгой Прокофьевой в главных ролях.
Мы встречаемся с Егором в его кабинете, и я сразу замечаю, что он совсем не тот, в котором сидел предыдущий худрук — Миндаугас Карбаускис. «Да, при Миндаугасе здесь сидел директор, — подтверждает Перегудов. — Видимо, заступая на должность после Арцибашева, при котором тут была специфическая атмосфера, он захотел другой кабинет. А вообще исторически худруки сидели именно здесь». В РАМТе Егор сидел в кабинете, который, по всей видимости, фигурирует в воспоминаниях Анатолия Эфроса. Ведь именно в Центральном детском театре состоялся его московский дебют. Черпал ли Перегудов из этого энергию? Да, он и не скрывает, говорит, что «прикуривает» от исторических артефактов. «Вот это стол Мейерхольда, — проводит он экскурсию по своим владениям в Маяковке. — Это мебель XIX века, ее спасла Светлана Владимировна Немоляева, которая обожает антиквариат. Весь этот гарнитур стоял у нее в гримерке, а потом Гончаров взял его к себе в кабинет». Несмотря на то что у Перегудова совсем не тот характер, что у Гончарова, который был практически шварцевским королем — «тиран, деспот, коварен, капризен, злопамятен», — свою работу в театре Егор старается рифмовать именно с золотой эпохой Андрея Александровича. «Бессмысленно соизмерять масштабы личностей, но тот театр, каким его представлял себе Гончаров, мне очень близок». Что ж, хорошая отправная точка для разговора.
Егор, вот уже год, как вы художественный руководитель Театра Маяковского. Это достаточное время, чтобы освоиться в театре?
Достаточное, чтобы присмотреться, но, на самом деле, сейчас для меня все только начинается. Программа составлена, первые шаги сделаны и теперь самое интересное — последствия этих шагов. Ведь раньше я как работал — делал спектакль и уходил, а театр получал все плюсы и минусы моей постановки. Но меня они уже не касались.
Да, этот феномен называется режиссер-кукушка. Вы подбрасывали свои спектакли в чужие гнезда.
Да, и после премьеры у меня начиналась «послеродовая» депрессия. А когда ты худрук, то какая депрессия! На сегодняшний день у меня миллион дел, которые были отложены из-за постановки собственного спектакля.
Я пришел в Маяковку в мае прошлого года, и практически никаких планов на сезон у театра не было. С одной стороны, это удобно, а с другой — у меня не оказалось времени на раскачку. Для примера: когда Константин Хабенский пришел в МХТ им. А. П. Чехова, практически весь сезон был уже сверстан Сергеем Женовачом. И пока выпускались запланированные премьеры, Хабенский мог спокойно аккумулировать творческие идеи, ресурсы, договариваться с режиссерами и так далее. В моем случае в театре было два штатных режиссера, у которых были идеи собственных постановок, и юбилей в октябре, для которого никакой идеи не было.
Тут вам «повезло» — достался театр со столетней историей. Но времена меняются кардинальным образом, способ разговора со зрителями — тоже, и уже невозможно делать такой театр, как пять лет назад. Каким же тогда должен быть современный театр?
Живой, наверное.
Так он все сто лет был живой.
Нет, я о другом говорю: театр проходит циклы своего развития и умирает. Умирает эстетика, способ разговора со зрителем, способ актерского существования. Даже довольно молодые театры, которыми мы восхищались 15 или даже 10 лет назад, сейчас находятся в кризисных ситуациях. Этот кризис для них первый, и они еще не знают, как его преодолеть. Театру со столетней историей как раз проще, потому что он уже пережил многое. Как Маяковка — и Охлопкова, когда сюда невозможно было попасть, реально конная милиция стояла и не пускала людей, и Гончарова, который собрал уникальную медийную труппу, и Арцибашева с его коммерционализированным театром, и Карбаускиса с совершенно противоположной эстетикой. Поэтому, придя сюда, я предложил открыть окна и впустить молодую энергию. Пускай не такого интеллектуального театра, не такого философского, не такого скупого по средствам выразительности. И самый интересный результат первого моего сезона, как мне кажется, оказался у лаборатории игрового театра, где четыре молодых режиссера три месяца репетировали эскизы по Шекспиру и Мольеру. В итоге были замечательные показы, и я увидел труппу, которая очень-очень открыта к игровой стихии, к яркости, соскучившуюся по сочинению персонажей. Не то чтобы я сам занимаюсь таким театром, но путь будет выбран этот, потому что сейчас нужно всех взбодрить. Мне кажется, что большой театр с тремя сценами и труппой в 90 человек не должен быть монополией одного режиссерского стиля. Вот вы говорите, что театр всегда живой. Нет, на самом деле это редкие вспышки. Возникла Студия театрального искусства — туда потекли люди, возник «Гоголь-центр» — вокруг него образовалось комьюнити. Какое место сейчас станет новой точкой притяжения? Мне хочется, чтобы Театр Маяковского. Я все для этого делаю, а будет это так или нет, посмотрим.