«Пусть это невозможно, но я попробую»: как актриса Нелли Уварова стала социальным предпринимателем
Основательница проекта «Наивно? Очень» и актриса Нелли Уварова, многим известная по сериалу «Не родись красивой», сейчас играет в спектакле-исследовании о жизни современных подростков в селах. Мы поговорили с ней о том, что поразило ее в рассказах детей из деревень, почему ситуацию с сельским образованием так сложно изменить в лучшую сторону и как ее проект, в котором работают особенные люди, пережил пандемию.
Спектакль «Деревня и я» — социальный проект театра РАМТ. Нелли Уварова и Сергей Печенкин зачитывают монологи подростков, записанные режиссером Дмитрием Крестьянкиным и автором Элиной Петровой в селах, где работают учителя проекта «Учитель для России». Дети рассказывают о своих мечтах, целях, опасениях и делятся жизненными потрясениями. Уварова рассказала Forbes Woman, о чем переживают подростки из деревень и что мешает им исполнять свои мечты в сегодняшних реалиях. Также мы обсудили с ней вопросы инклюзивного образования и бизнеса и работу ее проекта «Наивно? Очень», в рамках которого люди с особенностями развития создают рисунки и изделия для одноименного магазина и получают зарплату. Проект в этом году отмечает свое десятилетие. «Наивно? Очень» не благотворительная организация и не принимает пожертвований, — это социальный бизнес, которому важна самоокупаемость. Задача проекта — трудоустроить людей с особенностями и дать им возможность почувствовать важность того, что они делают.
— Как вы присоединились к проекту «Деревня и я»? В чем идея этого спектакля?
— В нашем театре в 2020 году была лаборатория, посвященная поиску новых форм взаимодействия с подростками, где молодые режиссеры представляли свои заявки. Одной из таких лабораторных работ был проект «Деревня и я» Димы Крестьянкина. Этот проект прошел отбор, и Дима предложил мне и еще одному актеру нашего театра, Сергею Печенкину, вместе исследовать эту историю.
Большую работу проделал сам Дима Крестьянкин вместе с драматургом Элиной Петровой. Они ездили по маленьким населенным пунктам, разговаривали с подростками, чтобы в дальнейшем облечь эти интервью в некую форму на сцене театра. Когда нам дали эти тексты, Дима сказал, что мы не будем воспроизводить какой-то антураж деревни, а будем говорить только о сути. В результате мы с Сережей Печенкиным озвучиваем все интервью: я отвечаю за все интервью девочек, он — за все интервью мальчиков. Мы не играем этих подростков, а, скажем так, выступаем неким ретранслятором. Мы представляем их через их мировоззрение, через их ответы на простые вопросы: о чем они мечтают, к чему стремятся, что их волнует, что они думают о городе и о своей родной деревне.
— В процессе подготовки к спектаклю, изучения интервью ваш взгляд на образование в малых населенных пунктах, селах как-то изменился? Вы так себе это и представляли или что-то для вас стало открытием?
— Должна признаться, что до этого у меня был весьма поверхностный взгляд. Я никогда не размышляла глубоко о том, что касается непосредственно жизни подростков, — наверное потому, что не сталкивалась с этим. А когда этот текст попал мне в руки, меня, честно говоря, прямо сшибло. Хотя там нет никаких острых скандальных признаний, все равно возникает очень ясная картина жизни этих ребят. Я стала об этом очень много думать и сопоставлять то, как живут они, то, о чем они думают, с тем, как живут такие же ребята в Москве, с которыми я пересекаюсь довольно часто и в обычной жизни, и в театре. Это такая разительная дистанция между, казалось бы, внешне одинаковыми людьми, у которых очень разные условия жизни и очень разные в связи с этим стремления. С другой стороны, все равно желание развиваться есть во всех, и это прекрасно. Никакие внешние факторы не могут убить это.
— В посвященных образованию в регионах исследованиях говорится, что в малых городах и селах ниже ценность образования, поскольку там достаточно окончить девять классов, чтобы пойти в училище и освоить какую-то профессию из тех, тебе доступны. И поэтому нет стремления получить образование как некий инструмент, которым можно в дальнейшем полноценно воспользоваться. Есть ли у вас ощущение, что это действительно так?
— Стремление есть, нет возможности. Сейчас есть интернет, есть очень много информации, и ты понимаешь, что жизнь дарит тебе много возможностей. Но как только наступает момент непосредственного поиска места, где можно было бы приложить себя, оказывается, что в этой местности нет кружков по нужному направлению, никак не развивается спорт, нет художественного образования и так далее. В каждой из этих деревень живет художник, музыкант, спортсмен, но он не может, находясь в этих условиях, развивать то, что ему близко. Ребенок растет, на него наваливается эта реальность, и немногие в итоге противостоят ей и уезжают в другие города, пробивают себе дорогу.
Это очень грустно. В одном из наших первых монологов герой говорит, что он хотел бы петь на сцене. Ему очень нравится Муслим Магомаев, он слушает его песни, ему самому очень нравится петь. Он даже выступил у себя в школе: преодолел страх волнения и ощутил, как это, когда ты выходишь на сцену и тебя наполняет какая-то радость. Но он понимает, что дальше ничего не будет, потому что невозможно же просто взять и приехать учиться петь куда-то в большой город. Там и своих хватает. Яркое желание и стремление спотыкается о действительность. «Я не могу развивать этот свой талант и как-то его применить, он здесь не к месту, а в большой город ехать не на что, и там не пробиться, шансов нет. Не буду ничего делать», — очень горько, когда так размышляют 14-летние подростки. В 14 лет я жила с ощущением, что все дороги открыты и весь мир перед тобой. Хотя мне тоже говорили, что поступить на актерский факультет невозможно.
Если тебе все вокруг — умные, взрослые, любящие тебя люди — станут говорить: «Это невозможно», то сколько нужно характера, сколько нужно какой-то внутренней воли и желания, чтобы в этот момент отключить свой слух, не впускать в себя это и решить: «Пусть это невозможно, но я попробую».
Многое основывается на боязни, конечно, но помощь извне тоже нужна. Как ни крути, развивать таланты нужно.
— Как, по-вашему, эффективнее это делать? Создавая ресурсы на местах, привлекая педагогов дополнительного образования из других городов? Или вкладываясь в то, чтобы создавать возможности для переезда ребят — например, вводить льготы при поступлении в вузы в крупных городах?
— Хорошо бы работать в обоих направлениях. Но для начала нужно все-таки на местах организовывать возможности для детей, подростков. Создавать спектр разных направлений, в которых можно было бы себя применить. В монологах ребята рассказывали про свои деревни, и многие говорили, что там ничего нет кроме футбольной коробки.
Как бывшая беженка возрождает русскую деревню, используя знание конфликтологии и принципы культурной политики
Этим летом я путешествовала на машине со своими детьми. Сначала у меня был очень романтические представления о том, как как мы ездим по городам и селам, останавливаемся где-то в поле, мои дети бегают по этим бескрайним просторам. Три дня мы были в полном кайфе. Все было прекрасно до того момента, когда у дочери заболел живот. Я металась от одного населенного пункта к другому в поисках медицинской помощи и ничего не нашла. У дочери была резкая боль, и я понимала, что это может быть аппендицит, и осмотр врача нужен немедленно. Но я не могла найти никого, кто бы мог мне помочь. Мы приехали в поселок городского типа, и только там я нашла аптеку. В деревнях до этого даже аптек не было. Мы дошли до того, что мы просто стучались в дома в поисках «Но-шпы», чтобы хотя бы снять спазм. В итоге в аптеке, которую мы нашли, не были ничего из медикаментов, которые посоветовали мне по телефону врачи из Москвы, кроме все той же «Но-шпы». Мы сошлись на том, что не надо терять время и лучше в эту же секунду ехать в Москву. В страхе я гнала 700 километров, чтобы нам оказали медицинскую помощь. Я поняла, что нет смысла дальше останавливаться в каких-то населенных пунктах, в которых даже нет фельдшера. Романтизм сразу куда-то улетучился.
И когда герои спектакля рассказывают про свои деревни, я понимаю, что там тоже нет даже аптеки. Я на себе почувствовала, насколько страшно жить в таком месте, где до ближайшей аптеки нужно ехать, а чтобы туда поехать, нужна машине, а если у тебя нет машины, у тебя должны быть деньги, чтобы взять машину, и, мало того, человек, у которого есть машина, должен быть трезвым, чтобы тебя туда отвезти. Это сложная цепочка, и когда на весах чья-то жизнь, я не знаю, как с этим разбираться. Мне очень нравятся поля и реки, но я не поеду жить в деревню уже только поэтому. Два критичных пункта — это медицина и образование.
— Медицина, наверное, даже первична. Если ты не можешь себя вылечить, то уже и не до образования.
— Оба этих пункта очень важны. Мне остается только сочувствовать людям, которые живут в таких условиях. Вот только никому не нужно мое сочувствие. Но я могу играть такие спектакли, рассказывать об этом, чтобы, возможно, что-то менялось. И я с каким-то осознанием правильности того, что происходит, сегодня вечером играю этот спектакль. И, наверное, впервые за актерскую карьеру ощущение важности настолько сильно, что мне неважно, что, в принципе, я ничего не играю в этом спектакле. Я не играю роли, я выступаю проводником. Это довольно странное ощущение. Театр — это все-таки не только «что», но это еще и «как». Здесь же настолько преобладает «что», что отсутствие «как» никак не ущемляет моих актерских стремлений.
— То есть, по сути, это больше перформанс, чем спектакль.
— Да, можно так сказать. Я все думала: «А кто будет зрителем?» Мне было любопытно, кому эта тема интересна, в ком она будет отзываться. Залы собираются разные, но в основном это взрослые люди, именно в них тема очень попадает. Сейчас пытаюсь понять эти процессы, почему так происходит. Мне казалось, что в зале должны сидеть непременно московские школьники, чтобы с них тоже чуть-чуть спадала какая-то спесь. Московский инфантилизм у подростков тоже надо как-то обнажать, и, может быть, тут, в театре это могло бы происходить. Но по большей части приходят взрослые люди. И я надеюсь, что эти взрослые люди с этими эмоциями, с этими мыслями, которые рождает спектакль, идут дальше в свою жизнь, и какая-то волна от этого будет расходиться. Может, это самонадеянно, но я чувствую, что что-то может меняться.