Правила жизни Бенедикта Камбербэтча
Актер, Лондон, 44 года
камбербэтч? Звучит так, будто кто-то бзднул в ванной, да? В понедельник утром я и сам не могу это выговорить.
Когда я родился, у меня не было ни земель, ни титула, ни денег. Не было даже нефтяной вышки.
Я никогда не собирался строить свою карьеру вокруг образа асексуального интеллектуала-социопата.
Современное поколение актеров существует в мире, где талантливый новичок запросто может оказаться в главной роли у Скорсезе. Тебе больше не нужно годами кому-то что-то доказывать и медленно карабкаться вверх, останавливаясь на каждой ступени, — так, как это делали актеры предыдущего поколения: Бен Кингсли, Хелен Миррен или Энтони Хопкинс. Сейчас все иначе: раз — и ты наверху. Но я не уверен, что это хорошо.
Мой первый агент считал, что мне не стоит представляться Камбербэтчем, а потом, после полугода неудач, я разорвал с ним контракт и сменил агента. Новый спросил: «А почему ты никогда не представляешься Камбербэтчем? Это же привлекает к тебе внимание».
Меня раньше часто звали Камби, но мне это здорово не нравилось, а потом Роберт Карлайл рассказал мне, что Камби — это название весьма уважаемой уличной банды из Глазго. Тут-то мне и полегчало.
Помню, как при нашей первой встрече Мадонна сказала: «Бенедикт — это такое странное имя». А я говорю: «Да, это очень странное имя, Мадонна».
Я заметил странную штуку: как только я прихожу в паб с какой-нибудь девушкой, меня тут же начинают фотографировать.
Господь наградил меня странным лицом — чем-то средним между мордой выдры и тем, что люди считают привлекательным.
Самые обаятельные люди — это те, кто замечают обаяние других.
Слава — странная штука. Люди вдруг начинают видеть в тебе то, чего ты сам в себе не видишь, но чаще — то, чего в тебе и вовсе нет.
Известность в голливудском понимании никогда не была моей целью. Я не стремлюсь к ней, но я ее не избегаю.