Слово шестидесятникам
Галю Миловскую звали не только «русской Твигги», но и «Солженицыным от моды». L’Officiel побеседовал с одной из известнейших манекенщиц СССР — о дружбе с Эйлин Форд, съемках с Региной Збарской и о том, почему Галю ругала советская власть. У Миловской есть чему нам всем поучиться.
Галя Миловская-Дессертин (она просит себя называть именно так — Галей) начинает телефонный разговор с бодрого oui. Говорит она звонким, поставленным голосом с едва различимым французским акцентом. С семидесятых живет в Париже. Давно — и счастливо — замужем за банкиром Жан-Полем Дессертин, есть взрослая дочь Анна, этнолог и антрополог. Расспрашивать Миловскую о ее модельном прошлом, делая на этом самом «прошлом» акцент, сразу становится как-то… неловко.
У одной из самых известных манекенщиц СССР последние лет тридцать весьма успешно складывается кинокарьера. Галя и снимает кино (к примеру, документальный фильм «Это безумие русских» о советских художниках-эмигрантах, отмеченный на Венецианском фестивале), и продюсирует (началось все с русско-французского проекта в далеко не жирные перестроечные годы). Тем не менее судьба Миловской как модели — история интереснейшая, из тех, которые могут объяснить многое. Во-первых, расстановку сил в совсем юной тогда советской модной индустрии. Во-вторых, то, как тяжело складывались у этой самой индустрии отношения с властью в свинцовые годы застоя. А в-третьих — как смотрели на это в щелку «железного занавеса» редакторы глянца, фотографы с мировым именем и модельные агентства уровня Ford. Галя, студентка Театрального училища им. Щукина, начала подрабатывать моделью в ВИАЛЕГПРОМе (сохраним пока в тайне расшифровку аббревиатуры) в 1967 году. К тому времени мода в СССР уже в некоторой степени успела «сложиться» — и о ней отлично знали на Западе. Вячеслава Зайцева хвалили Пьер Карден и Марк Боан, а газета WWD даже окрестила «королем моды», Регина Збарская числилась среди первых красавиц Дома моделей на Кузнецком Мосту, а за пределами одной шестой части суши звалась «русской Софи Лорен» и «самым красивым оружием Кремля», на Международный фестиваль моды в Москве слетались иностранные фотографы, словно на черную икру. «На Кузнецком Мосту была группа моделей, которые считались «выездными», на совершенно особом положении, — рассказывает Галина. — Регина и еще пять-шесть, ну максимум восемь человек. С Региной мы вместе снимались довольно много, хотя совсем не были похожи. Она была значительно крупнее меня. Но почему-то в пару ставили именно нас двоих: было много совместных съемок для зарубежных журналов в 68–69-м. У Дома моделей была труднее жизнь: ежедневные показы, по нескольку раз в день, для широкой публики. Как тогда говорили, ходили «на языке»: слово «подиум» еще не прижилось. В Доме сидели с утра до вечера, все время одевались, переодевались, меняли макияж — совсем другой ритм, чем в ВИАЛЕГПРОМе, где делали одну коллекцию в год. Я думаю, что и атмосфера на Кузнецком была совершенно другая. Там было все — может, и зависть... тоже. У нас же в ВИАЛЕГПРОМе отдел был более… свободный, экспериментальный. Каждый был на своем месте. С манекенщицей Тамарой Владимирцевой мы дружили, например. Мы были одного размера, назывался он тогда 42. Никого из нас не пускали за рубеж, мы считались «невыездными». Хотя Владимирцеву однажды пригласил в Париж Луи Феро. Ее отправили на десять дней — естественно, не одну, в сопровождении искусствоведа Иры Андреевой. Помню, когда Владимирцева вернулась, мы все ее просили: "Расскажи про Париж"».