Как культура сформировала образ серийного убийцы: отрывок из книги Сергея Мохова «История смерти. Как мы боремся и принимаем»
На следующей неделе в издательстве «Индивидуум» выходит книга антрополога и издателя журнала «Археология русской смерти» Сергея Мохова «История смерти. Как мы боремся и принимаем». После успеха первой книги — «Рождение и смерть похоронной индустрии. От средневековых погостов до цифрового бессмертия» — Мохов собирает максимально широкий спектр человеческого отношения к смерти и раскрывает как оно складывается, ведь смерть — это и есть наше отношение к ней к ней. Через образы популярной культуры, рассматривая вопросы эвтаназии, рассуждая о хосписах, рассказывая о перезахоронениях, воскрешении и правах мертвых — автор говорит с нами о нас самих, о том, что нас ждет, о том, что нам всем интересно. Совершенно необходимая книга и одна из главных новинок этого года.
Esquire публикует фрагмент о том, как культура сформировала образ серийного убийцы.
В последние полвека серийные убийцы стали полноценными героями массовой культуры. Даже те, кто никогда не любил триллеры и хорроры, знакомы с главными элементами образов маньяков из кино: скрывающая лицо хоккейная маска, потрёпанный джинсовый комбинезон, бензопила и старый домик на берегу озера как тайное логово. Про таких героев — вымышленных и существовавших в реальности — не только снимают фильмы, но и рисуют комиксы, сочиняют песни, записывают подкасты; их образы становятся прототипами детских игрушек, а в магазинах костюмов можно купить маски Джейсона Вурхиза из фильма «Пятница, 13-е» или убийцы из триллера «Крик». А еще настоящие убийцы и мертвые тела их жертв становятся продуктами потребления. Существует несколько специализированных интернет-аукционов (например, Murder Auction, Serial Killers Ink и Supernaught), ориентированных на коллекционеров подлинных предметов, принадлежавших убийцам. На Западе такое хобби называется murderabilia.
Как вышло, что в последние десятилетия душители и потрошители стали так популярны? Сразу отброшу самое банальное объяснение, согласно которому создатели хорроров просто коммерциализируют базовые человеческие страхи. Я исхожу из того, что образ человека, убивающего, а зачастую еще и насилующего или поедающего останки незнакомых людей без внятной логики и мотивации, — это явление современности, а значит, оно отражает культурные и социально-политические трансформации.
Начнем с того, что убийство не всегда воспринималось как резко осуждаемое антисоциальное деяние, абсолютное и не- допустимое зло. Люди убивали друг друга на протяжении всей истории, но лишь в последние полтора столетия убийство перекочевало из разряда нежелательных, но допустимых практик в чрезвычайные происшествия. Долгое время многие виды убийств оставались безнаказанными или вовсе оправдывались — если не законом, то хотя бы обществом. К ним относилась кровная месть в традиционных обществах или дуэли между двумя представителями аристократии в Новое время. Еще пару веков назад убийцу могли оправдать, если его жертва имела «неправильный» цвет кожи или «не тот» социальный статус — проще говоря, не считалась человеком в полной мере. Но на протяжении истории список социальных групп, представителей которых нельзя убивать, постоянно расширялся. О том, что неприятие насилия стало новой ценностью, говорит и постепенное исчезновении смертной казни. Человечество отходит и от менее тяжких телесных наказаний — они противоречат положениям «Всеобщей декларации прав человека» (1948) и «Международного пакта о гражданских и политических правах» (1966). Любое убийство, каким бы оно ни было, становится преступлением против все- общего равенства людей, против всех достижений западного общества.