Исчезнувшая
Борис Минаев вспоминает особый тип женщин, которых теперь — увы — не встретишь.
Была у меня такая знакомая, назовем ее Лена. Когда мы встретились впервые, она работала секретарем в одной большой идеологической советской газете, и было ей лет 20. Может, 22.
Похожа она была при этом на подростка и взрослой становиться никак не хотела. Грызла ногти, краску на лицо почти не наносила, только на ресницы, ходила в джинсах, ездила на скейте (что было редкостью — скейтеры в Москве тогда только-только появились).
Большая идеологическая газета была в то время важным явлением в жизни общества. За каждой статьей стояла кропотливая работа десятков людей. Главный редактор, член редколлегии, заведующий отделом, замответсека, сам ответсек, ведущий редактор номера, дежурный редактор номера, бюро проверки, корректура, дежурный по главлиту. Это я вам перечислил только тех людей, которые обязаны были вносить в текст какую-то редактуру. А многие делали это добровольно, по каким-то своим соображениям. ОДНУ заметку всегда правили минимум ДЕСЯТЬ человек. Это, конечно, не касалось мэтров, великих журналистов современности. Но сколько их было на этаже? Ну, пятеро, ну, шестеро. А всего в большой идеологической газете работало тогда человек 200. И это только на нашем этаже. Одних собкоров по стране было 70 боевых штыков. В отделе писем трудилось три-четыре десятка женщин, которые просто читали почту, приходившую каждый день мешками.
В общем-то все большие газеты в мире во все эпохи выглядят примерно одинаково, и обстановка в них тоже похожая, несмотря на идеологические разногласия. Однако в нашей газете было одно радикальное отличие от прочих: в ней существовал особый тип человека — секретарша.
Должность эта называлась по-разному: секретарь отдела, референт, учетчик писем — но чаще всего это была молодая девушка, выполнявшая технические обязанности за не очень большую зарплату. Так вот, секретарша в редакции большой идеологической газеты — это с точки зрения женской судьбы почти всегда подвиг. На эту должность попадали женщины героические, очень щедрые и в чем-то бесстрашные. Вообще в те годы я часто встречал героических людей. Но среди секретарш — чаще всего. Они терпели все: поздние дежурства, невероятный объем работы, бесконечный харассмент — иногда смешной, иногда назойливый. Эти вечные редакционные пьянки, которые тогда были неизбежной частью работы, — люди пили прямо в редакции, почти не таясь. А что творилось во время какого-нибудь новогоднего капустника! Они вдыхали этот густой мужской воздух, прокуренный и пропитанный потом, в котором топор можно было вешать; они терпели истерики и депрессии начальства, запои и предательства своих друзей-мужчин. Словом, они были частью мужского мира советской газеты — и ради чего? Ради того, чтобы заставить кого-то из нас поехать «по тревожному письму», ради спасения каких-то никому не известных людей, ради появления какой-нибудь нелепой заметки, ради своего представления об идеале. Они терпели весь этот мир