Мария Эйсмонт: да, нет, знаю: «Я никогда не могла смотреть, как издеваются над слабым»
«Обязательно возьмите интервью у Марии Эйсмонт», — сказала Екатерина Шульман, когда мы спросили, за кем из общественных деятельниц надо, по ее мнению, следить. Аргументация понятная. Во-первых, Мария почти 20 лет проработала журналистом, бывала в горячих точках, в том числе три года жила в Африке как корреспондент Reuters — да не в странах, куда обычно ездят на сафари, а в Эритрее, Бурунди, Руанде. А с 2018‑го Эйсмонт — адвокат, и знают ее прежде всего по громким политическим процессам. Мария защищала Константина Котова, получившего четыре года колонии за неоднократные выходы на митинги, которые потом снизили до полутора лет. Она представляла интересы экоактивиста из Коломны Вячеслава Егорова, приговоренного к году и трем месяцам по тем же причинам, муниципальных депутатов Юлии Галяминой и Люси Штейн, одного из участников «Нового Величия». Сейчас Эйсмонт — один из адвокатов «Мемориала»* в деле о ликвидации организации. К слову, она родилась 10 декабря — в Международный день защиты прав человека. Хотя глубинного смысла в этом не видит: «Это не ирония судьбы или предопределение, просто совпадение». Да и вообще, складывается впечатление, что Эйсмонт не копается в первопричинах, когда речь идет о ее решениях: стать журналистом, переквалифицироваться в адвокаты, усыновить ребенка (у Марии трое детей, и одна из дочерей приемная. — Прим. ред.). «Я не задавалась вопросами, на своем ли месте, занимаюсь ли чем должна. Я и сейчас об этом не задумываюсь». Кажется, она просто живет настоящим. Каким бы сложным оно ни было.
Нет
Не надо говорить, что вокруг нас все плохо. Есть и хорошие вещи. В моем детстве каждый был сам за себя, не существовало системы взаимопомощи. А сейчас огромное количество людей собирают деньги, чтобы кому-то помочь, идут в волонтеры, готовы за что-то подписаться. Солидарности и сопереживания в разы больше, чем я видела даже 20 лет назад. Пусть мы еще не пришли к идеалу, но меняется отношение к особенным людям, тем, кто иначе выглядит или имеет другую сексуальную ориентацию, несмотря на общую государственную политику подавления любого разнообразия. Это процессы, которые происходят параллельно: с одной стороны, общество становится более зрелым, а с другой — нарастают репрессии.