«Мы находимся внутри глобального инфляционного тренда»
Инфляцию в мире питает не только безудержная эмиссия долларов и евро, но и фундаментальные процессы на рынке труда. Рабочая сила в США, Китае, России — повсюду — претендует на больший кусок добавленной стоимости, считает известный российский экономист Михаил Дмитриев
Экономические циклы — как кризисы, так и фазы роста, — не похожи друг на друга. О том, чем характеризуется нынешняя фаза восстановления, как долго еще и почему будет расти инфляция, что происходит в потребительской сфере, «Эксперту» рассказал президент хозяйственного партнерства «Новый экономический рост» Михаил Дмитриев.
— Михаил Эгонович, в какой стадии сейчас находится российская экономика? Старт года был удивительно бодрый, выше ожиданий, летом возникла пауза, и даже был клевок вниз. Появилась растерянность, да еще новая мощная волна эпидемии в стране. Что вы думаете?
— На мой взгляд, если отвлечься от нюансов, которые, конечно, имеют значение и не позволяют делать упрощенных выводов, российская экономика сейчас находится в состоянии классического перегрева. Он очень похож на то, что было накануне кризиса 2008 года. Но последствия будут совершенно другими.
С одной стороны, российскую экономику сильно подстегивает спрос. Первоначально он был связан с довольно масштабными по российским меркам программами стимулирования. Благодаря им, например, объемы ипотеки в прошлом году достигли рекордных показателей. В этом году более важную роль сыграл рост экспортной выручки благодаря скачку сырьевых цен на мировых рынках. Укрепление рубля — примерно на семь процентов в реальном выражении с начала года — еще больше подстегивает платежеспособность населения, поскольку удешевляются импортные товары.
С другой стороны, предложение сталкивается с большим числом ограничений. Это касается прежде всего товаров длительного пользования, автомобилей, электроники, нехватки рабочей силы и так далее. Согласно августовскому опросу промышленных предприятий Института экономической политики, доля предприятий, испытывающих дефицит сырья и материалов, достигла десятилетнего пика и избыток этих запасов наблюдался только у двух процентов предприятий (абсолютный минимум за всю историю наблюдений). Обеспеченность кадрами рухнула до тринадцатилетнего минимума. Дисбаланс спроса и предложения толкает вверх цены. Инфляция продолжает ускоряться и за октябрь в годовом выражении уже превысила восемь процентов.
— Перегрев 2008 года характеризовался двузначными темпами прироста реальных доходов населения, реальная денежная масса росла на 30–40 процентов в год. Сейчас доходы растут на два процента и все еще не восстановились после провала прошлого года, денежная масса остановилась. И вы называете это перегревом?
— Тогда не было таких жестких ограничений по предложению. Как минимум не возникало сложностей с дополнительным импортом товаров. Но сейчас, когда на достаточно высокий платежеспособный спрос, накладываются ограничения по предложению, причем не только по товарам, но и в еще большей степени по услугам, эффект получается тот же. Предложение не справляется со спросом. И этот эффект хорошо заметен по инфляционным ожиданиям бизнеса и населения, которые внезапно оказались вблизи исторических максимумов. Судя по последним данным ЦБ, они за последние полтора года подскочили в два раза: накануне пандемии, в феврале 2020-го, ожидаемая инфляция была восемь процентов, сейчас — 16 процентов.
— С какой стороны будет восстанавливаться этот баланс? Есть ли резервы безинвестиционного роста предложения в каких-то отраслях?
— Дело в том, что дефицит предложения во многом импортирован, то есть в первую очередь связан с теми группами товаров, которые Россия ввозит из-за рубежа, а также отчасти с импортом туристических услуг. Это касается потребительской электроники и значительной номенклатуры продукции промежуточного спроса, производимой в Юго-Восточной Азии, по которой ощущаются вызванные пандемией сбои производства и логистики, в частности, острой нехватки контейнеров в портах.
Не надо забывать и то, что Россия импортирует мировую инфляцию. В прошлом транслированную с мировых рынков инфляцию, которая была намного ниже российской, сдерживало укрепление рубля благодаря опережающему росту внутренних цен при относительно стабильном обменном курсе. Но сейчас долларовая инфляция почти такая же высокая, как российская внутренняя: 7,4 процента годовых в среднем по группе стран со средним уровнем дохода. Мы находимся внутри глобального инфляционного тренда.
— Каковы фундаментальные причины этого тренда? Длительная неограниченная эмиссия ключевых мировых валют? Или такой сильный эффект нарушения цепочек поставок?
— И то и другое вместе. Долларов и евро напечатали, что грязи. И часть этой ликвидности пришла не только на финансовый рынок, но и на рынки товаров и услуг. Цепочки поставок тоже порушены сильно. Что на рынке компьютерных чипов происходит, мы видим, объемы их продаж по сравнению с началом пандемии выросли в полтора раза, но в связи с ростом спроса на цифровые устройства их просто катастрофически не хватает повсюду.
Небывалые сбои в контейнерных перевозках. Ставки морского фрахта удвоились, да и зачастую контейнеров физически нет ни по каким ставкам. Сейчас меньше трети контейнеровозов приходит в порты назначения без опозданий, в то время как до пандемии вовремя приходило свыше 80 процентов судов. Авиация тоже подвела. Ведь что происходило традиционно? Большая часть дорогостоящих товаров из Китая, нуждающихся в быстрой перевозке, перевозилась пассажирскими авиарейсами. Поскольку число международных пассажирских рейсов в период пандемии резко сократилось, то и емкость этого рынка упала. Часть перевозок китайских товаров, которые терпят двухнедельный срок доставки в Европу, переориентировалась из авиасегмента на наши железные дороги. Но теперь и на Транссибе возникли узкие места. Как и гигантские очереди из автомобильных фур на сухопутных погранпереходах РФ с Китаем.
Центральные банки меняют регистр
— Главные центробанки мира не дергаются, сохраняют олимпийское спокойствие. Немножко ужесточается риторика, но не реальная политика. Из крупных стран только Россия, Бразилия и Турция начали цикл удорожания денег. Правда, Турция ведет себя непредсказуемо: сначала повышала ключевую ставку, потом неожиданно начала опускать. Почему такая разная реакция и кто имеет больше шансов победить инфляцию?
— Я бы не стал ставить Россию в один ряд со странами так называемой хрупкой пятерки. С легкой руки аналитиков Morgan Stanley так именуют пять крупных стран со средним уровнем дохода и очень неустойчивой экономикой, которая может рухнуть в случае ужесточения условий предоставления ликвидности на развитых рынках. Это Бразилия, Турция, Индия, Индонезия и ЮАР. Россия точно не в этой компании. Внешнеэкономическая позиция у нас очень сильная, крайне низкий госдолг, очень высокие резервы, профицитный бюджет. Среди стран со средним уровнем дохода Россия относится к числу наиболее устойчивых к финансовым кризисам (в первом полугодии 2020 года мы по этому критерию попали в топ-5 стран). Благодаря очень жесткой и, я бы сказал, чрезмерно жесткой бюджетной и кредитно-денежной политике.
Что касается развитых стран, то тут ситуация меняется на глазах. Первым застрельщиком выступил Банк Англии, который особенно обеспокоен инфляцией, он уже заявил о кардинальном пересмотре политики денежного смягчения и, скорее всего, будет повышать процентные ставки. Кажется, просыпается Европейский центральный банк. Пару недель назад глава ЕЦБ Кристин Лагард по итогам заседания руководства банка произносила только одно слово: инфляция, инфляция, инфляция.
— Похоже, денежные власти развитых стран осознали масштаб инфляционной угрозы.
— Мне кажется, существуют длинные циклы дефляционного и проинфляционного поведения центральных банков. Последние десять лет центральные банки развитых стран боролись с дефляцией, а не с инфляцией. И эта инерция сохранялась очень долго, пожалуй, вплоть до начала нынешнего года.
Вспомним, что важные проинфляционные факторы, которые работали в 1970-е годы и даже в 1990-е, были связаны с рынком труда, когда через организованные промышленные профсоюзы рабочая сила постоянно добивалась повышения зарплаты. И это переносилось на цены. Инфляция издержек подпитывала проинфляционный цикл. С этим боролись, эту инфляцию подавили. Потом профсоюзы резко ослабели, а доля промышленности, а вместе с ней и организованной рабочей силы в экономике резко сократилась. Глобализация и офшоринг промышленного производства в страны с более дешевой рабочей силой усилили эту тенденцию. Возникло мнение, что больше рабочая сила и труд не смогут быть источником инфляции издержек в экономике.
И эта точка зрения еще в первом полугодии 2021 года доминировала в высказываниях руководителей и ФРС, и ЕЦБ. Но сейчас уверенность в справедливости данного тезиса начинает рушиться на глазах.
Если мы посмотрим на ситуацию в Соединенных Штатах, то резко возросло количество промышленных акций протеста работников, в том числе в связи с решорингом рабочей силы. Аналогичные трения распространяются и на сектора услуг. Даже в Google работники начали угрожать забастовкой, ссылаясь на неудовлетворительные условия труда. Резко обострилась нехватка водителей грузовиков. Сейчас большинство работодателей в Америке сталкивается с наиболее острым дефицитом рабочей силы за последние два десятилетия. Не заполнено свыше десяти миллионов вакансий. И хотя безработица уже упала до докризисных значений, занятость по-прежнему на четыре миллиона ниже, чем до пандемии, из-за падения склонности к труду. Баланс ответов работодателей резко сместился в пользу тех, кто планирует повысить заработную плату, и достиг рекордных значений за всю историю наблюдений (то есть с середины 1980-х годов).
Это, по сути, создает предпосылки для перехода инфляции в устойчивый цикл инфляции издержек. А к этому еще добавляется инфляция издержек, связанная с сырьевыми товарами, и она лишь отчасти связана с временным скачком цен на нефть и другие первичные ресурсы. Потому что, например, скачок цен на металлы связан с более долгосрочными факторами. Переключение на возобновляемые источники энергии создает повышенный спрос на литий, никель, алюминий, серебро, медь. И некоторые из этих металлов могут дорожать и дальше. Таким образом, мы находимся в начале формирования мощного и длинного глобального проинфляционного цикла.
Только что стало известно, что индекс потребительских цен в США достиг 30-летнего максимума и превысил шесть процентов год к году. Цены растут по широкой номенклатуре и по итогам года рост ИПЦ может достигнуть семи процентов. Отказ ФРС от более агрессивного ужесточения денежной политики выглядит на этом фоне как крайне нереалистичный.
Не стоит сбрасывать со счетов и такой специфический фактор инфляции издержек, как углеродное регулирование. Постоянное повышение платы за углеродный след способно вызвать значительный и устойчивый рост цен по цепочкам энергоемких производств, особенно когда углеродное регулирование переключится со второго на третий уровень охвата.
— Любопытно. За разговорами о всеобщей автоматизации и безусловном базовом доходе забыли о важности фактора труда, а он тем временем возвращает нас на старую добрую кривую Лаффера.
— Как раз наоборот. Введение гарантированного всеобщего базового дохода может усугубить ситуацию. Собственно, именно это и происходит сейчас на американском рынке труда. Там сохраняется пониженная экономическая активность трудоспособного населения. И при этом рекордное количество работодателей говорит, что они не могут найти работников, в том числе квалифицированных, несмотря на повышение зарплаты.
Это связано с тем, что куча народа получила пособия по безработице и по-прежнему их тратит. Кроме того, у них выросли доходы, резко подросла стоимость домов и других активов, прирост которых для среднего американца составил 78 тысяч долларов. Эти средства тоже при необходимости можно частично пустить на текущее потребление. Благодаря низким процентным ставкам относительно удешевились обслуживание ипотеки и потребительские кредиты. И люди не склонны выходить на рынок труда. Они числятся безработными или вообще выбывают из состава рабочей силы, пока их это устраивает. А если будет введен универсальный базовый доход, число таких людей еще более возрастет. И это будет подстегивать дефицит предложения на рынке труда.
Сырьевой суперцикл: без эйфории
— Возвращаясь к нашим широтам. Казалось бы, стартовавшая повышательная волна сырьевого суперцикла обещает неплохие перспективы российским сырьевым отраслям. Конъюнктурные экспортные сверхдоходы сформируют инвестиционный ресурс, начнут просачиваться в смежные сектора. Для растущих отраслей инфляция не так страшна, их доходы растут быстрее, а госзаказчики, включая ОПК, демпфируют инфляцию длинными контрактами с формульными ценами. И будем так жить, с инфляцией десять-двенадцать процентов и ростом экономики четыре-пять процентов. Это реальный сценарий, по-вашему?
— Я бы сказал вот как. Все предыдущее десятилетие Россия импортировала дефляцию. Несмотря на то что постоянно нас сопровождали макроэкономические шоки, которые вызывали девальвацию рубля и очередной всплеск инфляции. Но тем не менее дешевеющий в долларовом выражении потребительский импорт был серьезным антиинфляционным якорем.
Сейчас Китай как дефляционный фактор перестал работать. В Китае свирепствует такое же инфляционное давление, вызванное дефицитом предложения, как и в других странах. Достаточно посмотреть, что творится на энергетическом рынке Китая, какие проблемы с закупками металлов, цены которых Китай переносит на свою продукцию. На это накладывается неуправляемый рост стоимости китайской рабочей силы, который уже не остановить. И в результате Китай из глобального дефляционного фактора, которым он был на протяжении предыдущих двух десятилетий, становится проинфляционным фактором в мире. И в сочетании с другими проинфляционными факторами это может поддерживать высокую инфляцию в развитых странах — допустим, на уровне трех-четырех процентов в год, что по их меркам уже много. Между прочим, по последним данным, мировая инфляция уже достигла 4,6 процента год к году, в то время как в развитых странах, по данным МВФ, аннуализированный индекс потребительских цен достиг четырех процентов. При таком долгосрочном сценарии для России импорт перестанет быть дефляционным якорем и наша инфляция, скорее всего, будет чуть повыше инфляции в развитых странах, несмотря на то что политика Центрального банка и Минфина направлена на ее сдерживание. В этом случае мы, скорее всего, будем жить с инфляцией, превышающей официальный таргет четыре процента, хотя и не такой высокой, как в нулевые годы, а, допустим, в районе шести процентов. И это будет вполне нормально для российской экономики с учетом изменившихся глобальных тенденций.
— А при этом какие будут равновесные темпы роста? Это все-таки стагфляционный сценарий или нас сырьевые и промежуточные отрасли, оседлавшие сырьевой цикл, вытянут на какие-то другие темпы?
— Новый сырьевой цикл не слишком благоприятен для России. На новом сырьевом цикле потенциал большого роста российского экспорта просматривается в основном только для никеля и алюминия. С газом пока все неплохо, я думаю, до 2035 года, но дальше гадать не будем. А с нефтью дела очень плохие, а ведь нефть приносит нам пока гораздо больше экспортной выручки, чем газ. И я думаю, что еще до конца этого десятилетия мы ощутим всю тяжесть последствий падения экспортной выручки от нефти.
Это будет тормозить наш экономический рост. Потому что возможности инвестиций в России очень сильно зависят от экспортной выручки, а она пока определяется нефтью. Все другое на горизонте до 2030 года заменить нефть не сможет. Но раз уж мы заговорили про нефтяной рынок, то здесь есть свои особенности, ситуация изменилась по сравнению с тем, что было всего лишь год назад.
Год назад мне никто не верил, когда у нас был, помнится, экспертный круглый стол в марте 2020 года, буквально в самом начале пандемии. Цены не нефть упали до 20 долларов за баррель, а я сказал, что по итогам года они будут не меньше 40 долларов за баррель. И оказался прав. Среднегодовые цены были практически в районе 40 долларов за баррель.
Мой прогноз тогда основывался на закономерностях работы рынка сланцевой нефти в США. При падении цен ниже 40 долларов за баррель резко снижалась ее добыча, но это порождало дефицит нефти. И поэтому мировые цены быстро подтягивались, чтобы сланцевики могли нарастить добычу. И дальше, если цены достигали 80 долларов за баррель, сланцевой нефтью буквально заливали весь рынок, а цены шли вниз. Но эта ситуация полностью изменилась во втором полугодии нынешнего года. Компании, добывающие сланцевую нефть, не пытаются больше гнаться за объемами добычи при росте цен свыше 80 долларов за баррель. Их главная цель — обеспечить свою привлекательность на рынках капитала. Потому что они испытывают дефицит кредитных ресурсов. Больше никто не хочет их кредитовать, и они пытаются заместить долг акционерным капиталом. И для этого платят большие дивиденды.
Поэтому прибыль они пускают не на расширение текущей добычи, а на выплаты дивидендов, чтобы обеспечить свою инвестиционную привлекательность. Из-за этого во многом и произошел такой всплеск цен, превысивший 80 долларов за баррель. Сланцевики на этот раз не реагировали достаточно оперативно на повышение цен. И это может привести к тому, что нефтяные цены на нефть закрепятся на уровне 80 долларов на более длительный срок.
Действий ОПЕК здесь недостаточно, потому что ОПЕК без России сейчас отвечает только за треть глобальной добычи нефти.
Снижаются доходы, но не потребление
— Цикл повышения ключевой ставки в России еще не закончен, в бюджетной политике грядет консолидация той или иной жесткости. Как будет развиваться экономическая ситуация в нашей стране в будущем году?
— Я бы оттолкнулся от своего прогноза на год нынешний. Что касается цен на нефть, то прогноз был верным. Но я ошибся в другом. Я полагал, что значительное удорожание нефти приведет к более существенному и быстрому росту реального эффективного курса рубля. Не на семь процентов, как по факту сейчас, а процентов на десять, и не к концу года, а раньше, как минимум уже в третьем квартале. А быстрый рост реального эффективного курса рубля в российских условиях обычно ведет к росту реальных доходов населения, поскольку доля импорта в потреблении довольно велика: каждый раз, когда растет покупательная способность доллара, население начинает больше приобретать импортных товаров. И за счет этого происходит реальный рост потребления. Но сейчас этот эффект ослабляется слишком быстрой инфляцией долларовых рынков и рынков стран со средним уровнем дохода, откуда мы импортируем товары.
И хотя российский рынок труда сейчас такой же дефицитный, как и американский, то есть у нас тоже не хватает рабочей силы, что подстегивает рост заработной платы, это не ведет к опережающему росту доходов населения. Доходы населения в процентах к ВВП снижаются. А доля прибыли в ВВП растет, причем резко. Но это лишь часть истории.
Другая часть истории весьма неожиданна. Заместитель директора Центра развития НИУ ВШЭ (и «по совместительству» моя супруга) Светлана Мисихина только что закончила большую работу по анализу данных бюджетных обследований домохозяйств. Оказалось, что хотя средние реальные располагаемые доходы россиян сегодня существенно ниже пикового уровня 2013 года, уровень потребления людей в натуральном выражении почти не снизился, а по многим позициям значительно вырос. Гаджеты стали обновлять реже, но количество гаджетов в расчете на сто домохозяйств не уменьшилось. Количество холодильников, смартфонов, компьютеров, автомобилей продолжает расти. Выросли покупки предметов домашнего обихода. По большинству продуктов питания потребление не снизилось, а возросло, в то время как качество рациона улучшилось, в том числе у низкодоходных групп. И при этом существенно выросло потребление жилья. Эти тенденции разительно контрастируют с предыдущим периодом падения доходов в 2015 году, когда физическое потребление по многим чувствительным позициям упало. Это касалось в том числе многих продуктов питания, снижения калорийности и ухудшения качества рациона.
Так что налицо парадокс: реальные располагаемые доходы в прошлом году упали, они еще не восстановились, они растут медленнее, чем ВВП. А уровень жизни устойчиво растет. И это не выдумки, не статистические уловки. Бюджетное обследование домохозяйств, по сути дела, на сегодня самый надежный инструмент измерения текущего «физического» потребления населения.
Инфляция в США достигла 30-летнего максимума
2022: инфляция 6%, рост 3+%
— Все-таки каково ваше ощущение: как долго будет продолжаться цикл роста ключевой ставки ЦБ? Когда и на каком уровне удастся переломить рост инфляционных ожиданий у населения?
— Проблема в том, что внешнее проинфляционное давление пока далеко не закончилось. В силу еще только вступают многие долгосрочные проинфляционные факторы, такие как углеродное ценообразование. И даже такие краткосрочные мелочи, как нынешние карантинные ограничения, частичные и полные локдауны с сохранением заработной платы в ряде регионов, тоже подливают масло в огонь инфляции со стороны как спроса, так и предложения. Люди получают деньги, а при этом предложение товаров и услуг временно ограничивается. Пускай это немного, но для инфляционных ожиданий все это работает в одном направлении: дополнительно их подогревает, как, впрочем, и саму инфляцию.
Честно говоря, я не уверен, что на будущий год все так уже легко закончится. По той причине, что я вижу много долгосрочных факторов инфляции, которые никуда не исчезнут. Например, дисбалансы на российском рынке труда, связанные с ограниченным доступом мигрантов на российский рынок, возможно, сохранятся и в будущем году.
И будет много других факторов, которые тоже будут подстегивать инфляцию. Узкие места в глобальных производственных цепочках сохранятся как минимум до середины следующего года. Как я сказал, Китай перестанет быть глобальным дефляционным фактором, он становится, скорее, фактором проинфляционным. Россия это точно так же ощущает, как и остальной мир. Поэтому я не уверен, что прогноз Минэкономразвития — четыре процента инфляции на будущий год — реалистичен. Я думаю, будет процентов шесть. Центробанк, скорее всего, не допустит двузначной инфляции, но и выйти на таргет четыре процента в таких условиях будет очень трудно.
— А как будут обстоять дела с темпами экономического роста?
— Шестипроцентная инфляция росту сильно не помешает. Сейчас идет по-прежнему восстановительный рост, в том числе в нефтедобыче и в некоторых секторах услуг. Такой рост на коротком горизонте не нуждается в больших инвестициях, которые чувствительны к высоким процентным ставкам. В начале 2021 года я и мои коллеги были в числе очень больших оптимистов, считая, что рост может достигнуть пяти процентов, и не сильно ошиблись. Рост, скорее всего, будет где-то между четырьмя с половиной и пятью процентами.
В будущем году рост, может быть, превысит три процента. Но мы, опять-таки, не знаем многих других вводных. Могут, например, обостриться кризисные процессы в Китае, которые спровоцируют обвал перегретых финансовых рынков и рынка недвижимости. Теоретически к подобным последствиям может привести и поспешное ужесточение монетарной политики в развитых странах. А это повлечет за собой каскадные шоки по всей мировой экономике. Россия это сразу почувствует. Могут, в частности, снова упасть цены на энергоносители. И в таком случае наш рост, безусловно, притормозится.
В будущем году может случиться много всего, в том числе плохого. Мировая экономика сильно перегрета, выведена из равновесия и находится в неустойчивом переходном состоянии. От незначительных, казалось бы, событий экономическая динамика может резко качнуться в худшую сторону. Так что, несмотря на в целом довольно оптимистические ожидания, надо быть готовыми и к очень плохим новостям.
Фотографии из личного архива Михаила Дмитриева
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl