Cталинская библия. Лев Симкин: Как живые. Образы «Площади революции»: Знакомые и забытые
В своей новой книге доктор юридических наук, профессор Лев Симкин рассказывает о том, что символизируют скульптуры Матвея Манизера, украшающие станцию «Площадь Революции». «Студентка», «Дискоболка», «Пограничник», «Инженер» и «Птичница» — какими на самом деле были герои советском мифа, увековеченные в бронзе на центральной станции метро? «Сноб» публикует отрывки из книги, выпущенной издательством «Эксмо».
Глава 1. «Синдром Площади Революции»
Может, слышали когда-нибудь о «синдроме Сикстинской капеллы»? Это когда туристы, глядя на расписанный Микеланджело потолок, теряют сознание. Чтобы разглядеть что-то, нужно запрокинуть голову, тут-то и пережимаются позвоночные артерии, и нарушается кровообращение головного мозга.
Выдуманный мною «синдром Площади Революции» — это когда пассажиры метро теряют разум, глядя на скульптуры Матвея Манизера, и, будто охваченные лихорадкой, на бегу за них хватаются. У кого-то — бессознательные навязчивые движения, у других — очень даже сознательные. В расчете «на успехи в личной жизни» девушки трут туфельку у «Студентки», юноши — у «Дискоболки». Верная примета сдать экзамен — потереть нос бронзового пса, того, что с «Пограничником». Прикосновение к шестерне в руке у «Инженера» принесет удачу в защите диссертации. Погладить петуха у «Птичницы» — это к деньгам.
Другой признак «синдрома “Площади Революции”» — истовая вера в советское прошлое. Его персонажи кажутся многим героями, им из сегодняшнего дня вслед за Николаем Тихоновым кажется, что гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей. Вообще-то героический эпос больше характерен для минувших времен. Это людям далекого прошлого было свойственно эпическое мышление с его категориями великих героев, которые разрушают горы и останавливают реки. Но и нынче многим нужна вера в нечто подобное и, главное, ощущение того, что наши предшественники были сильными и могучими, «нас все боялись», и значит уважали. А все советское воспринимается как «потерянный рай».
Стены Сикстинской капеллы были расписаны живописцами — Боттичелли, Перуджино и Гирландайо, расписать же двадцатиметровый потолок поручили скульптору — Микеланджело. Реальную архитектуру капеллы он преобразил с помощью иллюзионистских приемов, вот почему свод потолка с его изгибами производит впечатление грандиозного архитектурного сооружения. И в московском метро было преображено пространство, задуманное архитектором станции Алексеем Душкиным. Он и не думал ни о каких скульптурах, на них настоял скульптор Матвей Манизер, заполонивший станцию бронзовыми фигурами. Микеланджело перевел скульптуру в плоскость, а Манизер, наоборот, плоскость — в скульптуру. И это, вероятно, то общее, что связывает построенную папой Сикстом IV в конце XV века капеллу и московскую станцию метро.
На потолок Сикстинской капеллы Микеланджело поместил девять сцен из Книги Бытия, первой книги Библии. Создание Богом небес и земли, первых мужчины и женщины, Адама и Евы, их грехопадение и изгнание их из рая, и, наконец, испытания, выпавшие на долю человечества. Смысл всего сюжета — в потребности человечества в Спасении. С ним схож замысел создателей «Площади Революции», поместивших рай под землю, туда, где вообще-то должен был быть ад. В скульптурах станции — сталинская библия, «Краткий курс истории ВКП(б)», лично отредактированный вождем в год ее открытия.
На потолке Сикстинской капеллы, среди других персонажей, можно лицезреть пять сивилл Древнего мира, языческих пророчиц. В идолов из языческого храма со временем превратились и революционные матросы, рабочие, спортсмены и прочие граждане ушедшей эпохи. Взять хотя бы такую примету — загадав желание, накормить петуха рядом с «Птичницей» изюмом, чтобы вернее сбылось. Попробуйте заглянуть за каждого из четырех петухов на «Площади», можете обнаружить изюм. Есть в этом что-то языческое, кормить сушеным виноградом бессмертного идола — все равно что принести жертву в пантеоне.
В советском прошлом вместо чудотворных икон стали поклоняться квазирелигиозным объектам, своего рода тотемам. От сакрального до суеверия — один шаг. В советском человеке революция жила как утопия, как мечта об общем спасении, а в постсоветском магическом мышлении — о частном, такая вот вера в чудо.