«Я не хочу печалить вас ничем»
«Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт…»: трудно отделаться от ощущения, что Владимир Высоцкий предсказал свою раннюю гибель. Высоцкого не стало 40 лет назад. За несколько недель до смерти он написал одно из последних своих стихотворений — «И снизу лёд и сверху — маюсь между…». Мы публикуем эссе Льва Оборина об этом стихотворении — и о том, как сквозь него просвечивает ещё более известный поэтический прообраз. Этот текст был впервые напечатан под заголовком «Предсмертный ямб» в сборнике «Сторона В» — совместном издании Еврейского музея и центра толерантности и Artguide Editions, подготовленном к выставке «Коридоры. Семь миров Высоцкого» в 2018 году.
***
И снизу лёд и сверху — маюсь между, —
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно — всплыть и не терять надежду,
А там — за дело в ожиданье виз.
Лёд надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Всё помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека — сорок с лишним, —
Я жив, тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Стихотворение «И снизу лёд и сверху…» — последнее или одно из последних, написанных Высоцким. Он успел прочитать его той, к кому оно обращено, — своей жене Марине Влади; это было 11 июня в Париже, перед отлётом Высоцкого обратно в Москву. Влади больше не видела своего мужа живым, а стихотворение пошло ходить по рукам уже в день его смерти, в разных версиях, происходящих от единственной черновой рукописи: равноправными можно считать варианты «Мне есть чем оправдаться перед Ним» и «Мне будет чем ответить перед Ним», а шестая строка может быть прочитана вообще четырьмя способами — все они встречаются в интернет-публикациях, и это не говоря уже о разночтениях в пунктуации. Приведённый выше вариант печатается по изданию 1998 года. Однако, несмотря на вариации, пафос стихотворения как будто не вызывает сомнений — Высоцкий вообще ясный поэт. Трудность восприятия «И снизу лёд и сверху…» задаётся тем, что случилось через месяц с небольшим после написания стихотворения.
То, что Высоцкий предчувствовал свой уход, известно из воспоминаний нескольких человек, в том числе его матери:
В один из вечеров, в марте, мы были как раз одни. Он сидел на диване, курил — и вдруг тихим-тихим голосом сказал:
— Мамочка, я скоро умру…
Когда испугавшаяся мать попыталась сбить его с мрачных мыслей, Высоцкий продолжил: «А вот же Лермонтов погиб в 26 лет, Пушкин — в 37, Есенин — в 30…» Целое исследование ранней трагической гибели — песня «О фатальных датах и цифрах» (она же — «О поэтах и кликушах»):
Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт,
А если в точный срок — так в полной мере.
На цифре двадцать шесть один шагнул под пистолет,
Другой же — в петлю слазил в «Англетере».
Велик соблазн не только усмотреть во всём этом подтверждение пророческого дара Высоцкого, но и вообразить, что именно ранняя смерть ставит его в названный ряд. То, что стихотворение «И снизу лёд и сверху…» оказалось последним, ставит его в контекст предсмертных стихов — таких как «До свиданья, друг мой, до свиданья…» того же Есенина. Оно стало частью мифа о Высоцком; оно даже позволяет сказать, что он успел завершить земные дела или по крайней мере подвести им счёт. С одной стороны, Высоцкий прекрасно знал, что находится на волосок от гибели: ровно за год до своей смерти в Бухаре он пережил клиническую смерть, он много лет испытывал проблемы с наркотиками и алкоголем. Но, с другой стороны, стихотворение «И снизу лёд и сверху…» явно не задумывалось как предсмертное. Несмотря на то что в последних двух строках появляется посмертный Божий суд, перед этим стоит настойчивое «Я жив». «Мне меньше полувека — сорок с лишним» звучит не как итог; в конце концов, не больше, чем «Теперь мне сорок» Бродского, произнесённое в том же 1980-м. Вообще всякое высказывание большого поэта о себе в таком тоне, парадоксальным образом одновременно увеличивающее и сводящее на нет дистанцию между собой биографическим и собой говорящим, воспринимается как вариация Exegi monumentum. В отличие от посмертных памятников из бронзы и камня, такие стихи куда более открыты разным трактовкам. Но в случае «И снизу лёд и сверху…» на восприятие накладывается трагедия 25 июля 1980 года.