«Не для меня». Ода Никите Михалкову в исполнении Гордея Петрика
Юбилейное признание в любви самому спорному, титулованному и одиозному российскому кинорежиссеру от самого юного и раздражающего российского кинокритика
Вместо предисловия
О том, что Гордей Петрик обязательно напишет текст для «Сноба», мы договорились, когда брали у него интервью в рамках проекта «Сноб Z». Анфан террибль российской кинокритики (наверняка, самому ему не нравится подобный эпитет) в этом году вошел в номинацию премии «Сделано в России». Во время разговора Гордей признался в любви к Никите Михалкову, неожиданно ставшей новым трендом среди молодых кинокритиков. Сегодня кинорежиссеру, а может быть, политику или даже философу, а то и святому (раз сам он себя нарек Бесогоном, почему бы и нет) исполнилось 75 лет. Михалков давно перешел в категорию национальных героев и исторических личностей, во всяком случае в собственном представлении уж точно. И мыслит не за себя, а за всю Россию.
Гордей Петрик — ровесник документального фильма Михалкова «Русские без России». По сути, название работы и есть главный «михалковский миф». Бесконечный поиск национальной идеи просвещенным консерватором, уносящий его то к царю, то к чипам Билла Гейтса.
Ренат Давлетгильдеев
«Не для меня»
Как автор Михалков окончательно сформировался в 1979 году в фильме «Несколько дней из жизни И. И. Обломова», когда ругал прагматика Штольца и был искренне восхищен Обломовым за его барскую склонность больше думать и меньше делать, редкие честность и человечность, превозносил его, полностью игнорируя насмешливый тон Гончарова. Кристаллизация стиля явилась в глубинных мизансценах, на которые впервые в сотрудничестве с Михалковым сделал акцент Павел Лебешев, свете, который бывает только на пленке и солнечным зайчиком перепрыгивает от Табакова к Богатыреву.
В 1993 году в документальной ленте «Анне от 6 до 16» режиссер сравнивал с Обломовым свою дочь. «Их разделили вера и безбожие двух империй», — говорил он за кадром. Михалков снимал Анну на своей даче — воистину чеховском уголке, выделенном его отцу Сергею Михалкову за особенные заслуги перед страной и партией. В следующий раз режиссер вернется в интерьеры дома родителей в 2003 году в телевизионных документальных фильмах «Отец» и «Мама», снятых, как иногда кажется, во многом чтобы похвастаться перед страной своим генеалогическим древом.
В «Неоконченной пьесе для механического пианино», препарируя разномастные тексты Чехова в паре с Александром Адабашьяном, Никита Михалков нащупал свойственную его будущим фильмам степень условности. Герои совершали в экзальтациях разное, но во всяком случае по халатности не обрекали людей на смерть — как это было в «Вишневом саде» и с Тузенбахом в «Трех сестрах». Следуя Чехову, он выковывал архетипы — преимущественно глубоко несчастных, не способных справиться с тотальным несовершенством действительности людей. И помещал их в те или иные дискомфортные переплеты. Щеголь, ловелас, эрудит в молодости, в сорок лет его герой всего-навсего учитель начальных классов. Мать-хабалка приехала из деревни к дочке в Москву, общий язык пропал, любви почти не осталось, и обоих зрителю жалко-жалко. С любимой в исполнении Гурченко у героя в исполнении Любшина не осталось ничего общего. Или, наоборот, влюбилась в кого-то девушка и не смеет признаться мужу, страдает. Кто-то скучает по родине, но не может туда вернуться, а другого родина растерзала. Также в «Неоконченной пьесе» прозвучала свойственная всем фильмам Михалкова