«Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Как русские осваивали Камчатку
Как известно, Российское государство обрело статус империи по окончании Северной войны в 1721 г. А несколькими годами раньше начался новый очень важный этап в освоении ее далекой северо-восточной окраины – Камчатки. Прежде на полуостров добирались лишь посуху, долгим кружным путем через Анадырьский острог, что на Чукотке. За период 1703–1716 гг. на этом пути сгинуло человек 200. Это в условиях, когда отряд в полсотни казаков был серьезной военной силой. Теперь был открыт еще один путь, не то чтобы короткий и простой, но имеющий определенные преимущества – от Охотска напрямую морем.
Уж не знаю, понравилось бы там поэту, но провинция была – глуше не придумаешь, и море кругом. Побывавший на Камчатке в 30-е годы XVIII столетия Степан Крашенинников писал о ней следующее: «О состоянии Камчатки трудно вообще сказать, недостатки ли ее больше, или важнее преимущества. Что она бесхлебное место и не скотное, что великим опасностям от частых земли трясений и наводнений подвержено, что большая часть времени проходит там в неспокойных погодах, и что напоследок одно почти там увеселение – смотреть на превысокие и нетающим снегом покрытые горы, или живучи при море слушать шуму морского волнения и, глядя на разных морских животных, примечать нравы их и взаимную вражду и дружбу: то кажется, что оная страна больше к обитанию зверей, нежели людей способна. Но ежели напротив того взять в рассуждение, что там здоровой воздух и воды, что нет неспокойства от летнего жару и зимнего холоду, нет никаких опасных болезней, как например моровой язвы, горячки, лихорадки, оспы и им подобных, нет страху от грома и молнии и нет опасности от ядовитых животных, то должно признаться, что она к житию человеческому не меньше удобна, как и страны всем изобильные… Ежели же возобновится там хотя малая коммерция с езовскими жительми или с приморскими странами китайского владения, к чему оная страна по своему положению весьма способна, то и во всем, что принадлежит к довольному человеческому содержанию, не будет иметь оскудения».
Согласно местным преданиям, первым русским человеком, побывавшим на Камчатке, был Федот Алексеев, участник похода Семена Дежнева 1648 года. Якобы во время исторического плавания от устья Колымы к устью Анадыря, установившего наличие пролива между Азией и Америкой, его качу (небольшое парусно-гребное судно) отнесло непогодой далеко к югу, и он вынужден был зазимовать на Камчатке, где был убит туземцами. Предание утверждает, что их на это спровоцировала ссора между спутниками Алексеева, один из которых убил другого, «ибо коряки, которые по огненному их оружию выше смертных почитали, видя, что и они умирать могут, не пожелали иметь у себя гостей столь страшных». Согласно другой версии, Федот Алексеев умер во время зимовки от цинги. Но ни одна из версий не была ни подтверждена, ни опровергнута должным образом, как и сам факт пребывания спутников Дежнева на Камчатке. Первым же достоверным актом русской колонизации является поход Владимира Атласова (1697–1699 гг.).
Якутский казак Владимир Атласов был назначен приказчиком в Анадырьский острог в 1695 г. и, будучи человеком амбициозным и беспокойным, затеял два года спустя поход на юг, в необложенные ясаком земли. С собой он взял 60 человек казаков да 60 человек юкагиров. Таким составом они пришли на Камчатку, где в ту пору обитало три туземных народа: на севере коряки, дальше камчадалы и южнее (главным образом на Курильских островах) курилы.
Сами камчадалы называют себя ительменами, но русские усвоили название, данное соседями-коряками. «Впрочем, – справедливо замечает описатель Камчатки Крашенинников, довольно видеть можно всякому, что мы ни одного народа собственным его именем не называем, но по большей части таким, каким они назывались от соседей, которые прежде от России завоеваны были, придав имени их свое окончание и несколько испортя». Камчадалы же называли русских брыхтатын, что значит «огненные люди», то есть люди, владеющие огнестрельным оружием.
В культурном отношении народы Камчатки довольно сильно отличаются от прочих народов Северной Азии и близки североамериканским индейцам. Этнографическая граница между Азией и Америкой проходит не по Берингову проливу, а несколько западнее. Когда русские появились на Камчатке, местное население не знало металла, пользуясь каменными и костяными орудиями. В зависимости от местности кто-то разводил оленей, кто-то охотился, кто-то промышлял рыбной ловлей. Население полуострова к концу XVII века оценивают приблизительно в 25 тыс. человек. Иногда в эти края шальным ветром заносило японских мореходов, но постоянного сообщения с японскими островами не было.
Камчадалы жили в довольно больших поселениях по несколько сот землянок в каждом, окруженных земляными укреплениями. Казаки называли такие поселки острожками. Иногда острожки устраивали между собой войнушки, не для захвата территории, а чтобы пограбить и умыкнуть соседских женщин. Местное вооружение описывают так: «Военное оружие и збруя их состоит в сайдаках, стрелах, чекушах, копьях и куяках. Сайдаки (луки) у них делаются из дерева лиственишного, и оклеиваются берестою, а тетивы из китовых жил. Стрелы обыкновенно бывают в аршин и в три четверти с костяными или каменными копейками, а называются они разными именами по разности копейцов. Стрела с костяным тонким копейцом пеныи, с широким аглпынш, с каменным копейцом кауглачь, тупая стрела с костяною головкою или томар ком, деревянной томар тылишур. Стрелы их хотя и весьма плохи, однако опасны в сражении, ибо они ядом бывают намазаны, от которого раненой человек тотчас опухает, и в сутки умирает почти обыкновенно. И сей беды иным образом не можно избавиться, как высасыванием из раны яду. У копей их копейца бывали каменные ж и костяные, как уже и выше объявлено. Чекушки по их уакарель называются, у них костяные рагульки о четырех рожках, которые насаживаются на долгие ратовья. Куяки или латы делали они из рогож своих или чирелов, также из нерпичьих и моржовых кож на ремни искроенных, которые ремни один под другой подвязывали так, что они могли складываться как фижмы. Надевали их с левого боку, и как душагрейку завязывали на правом. Сзади пришивали высокую доску, для защиты головы, а спереди такую же к груди, токмо короче».