Эскорт для избранных: как жили в СССР интердевочки
Проституция существовала еще в царской России и досталась по наследству большевикам. В 1970-х годах в СССР среди девушек, торгующих собой, появилась «элита»: женщины, «работающие» только за валюту. Попасть в эту прослойку было непросто, а удержаться в ней — еще сложнее.
От Российской империи до СССР
В России проституция существовала с глубокой древности. В начале XVIII века с ней пытались бороться, однако особых результатов административные меры не дали. В 1843 году Екатерина II легализовала «продажную любовь», вверив контроль за ней полиции. Появились многочисленные правила — от обязательно задернутых круглые сутки занавесок и до регулярных медицинских осмотров.
В назначенные дни под дверями кабинета врача выстраивались очереди из совершенно непохожих друг на друга женщин. Одни, наряженные в модные платья и увешанные драгоценностями, подъезжали в роскошных экипажах. Другие приходили пешком, были одеты в лохмотья и нередко пьяны или в синяках.
Отношение к проститурованным женщинам в обществе было противоречивым. С одной стороны, их презирали и считали либо ленивыми, либо одержимыми похотью. И в то же время «гулящих» девушек в литературе описывали с жалостью и состраданием: их образы стали квинтэссенцией несправедливого и жестокого отношения к людям. Как говорил в 1910 году известный литературный критик Воронский, мир падших женщин превратился для русских интеллигентов в объект покаянных настроений.
Однако и в Российской империи, и в СССР специалистов беспокоили не страдания героинь романов, а рост венерических заболеваний: согласно опросам, от 55% до 88% случаев таких хворей были связаны с проституцией. Большевики принялись активно бороться с «заразой»: в 1919 году для этого была создана специальная Межведомственная комиссия, а в 1921-м она выпустила свои основные тезисы. Проституцию объявили связанной с капитализмом и делением на классы, а сражаться с ней собирались, утверждая «коммунистические основы хозяйства и общежития».
Результаты оказались удручающими: если в 1920 году услугами проституированных женщин пользовались 43% рабочих, то к 1923-му их число выросло до 61%. Для других городских слоев населения эти цифры составили 41,5% и 50%. Не помогла даже «национализация» женщин: спущенная «в массы» идеология, предполагающая, что настоящая коммунистка будет удовлетворять половые нужды товарищей-пролетариев без мещанского стыда и по первому требованию. Что делать дальше, советская власть не знала. Начались метания между разными мерами: женщинам то пытались помочь, то вводили репрессии.
Последние дали эффект: проституция ушла в глубокое подполье, став невидимой. Чиновники понимали, что само явление не исчезло, и потому воспользовались давно зарекомендовавшим себя способом, к которому прибегали всегда, столкнувшись со столь живучими проблемами: закрыли на проституцию глаза. До середины 1980-х годов ее существование отрицалось: считалось, что есть лишь отдельные «распущенные особы», не способные контролировать свою похоть, которые, разумеется, не могли на этом зарабатывать, ведь в Союзе нуждающихся не было. Любые исследования проституции юристов и социологов всегда проходили под грифом «Для служебного пользования».
«Профессия» мечты
Заговору молчания пришел конец, когда в 1986 году в «Московском комсомольце» вышел очерк Евгения Додолева «Белый танец» о жизни валютных проституток. Статья привела к настоящему взрыву в общественном сознании. Разумеется, продажная любовь осуждалась, иначе материал просто не опубликовали бы. «Нет предела цинизму, душевному растлению в бесконечной погоне за наживой, за блеском красивой жизни», — писал журналист.
Но советские женщины вряд ли обратили внимание на эти слова: их поразили заработки «ночных бабочек» и перечисление того, что «жрицы любви» покупают на доллары, йены и франки. Сапожки и шубы, купальники и джинсы, меха и духи, мебель и машины… Всё это вызывало у обычных девушек, носящих годами одно и то же пальто, жгучую зависть.