«Чаадаевское дело». Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России
В 1836 году журнал «Телескоп» опубликовал первое «Философическое письмо» — одно из семи произведений Петра Чаадаева, посвященных философии, религии и истории. Статья критиковала прошлое и настоящее России и вызвала немедленную реакцию власти: журнал закрыли, а сам Чаадаев указом Николая I был объявлен сумасшедшим. В книге «Чаадаевское дело: идеология, риторика и государственная власть в николаевской России» (издательство «НЛО») кандидат филологических наук Михаил Велижев исследует обстоятельства публикации первого письма и показывает, какое значение оно играло для людей того времени, а также изучает механизмы принятия значимых правительственных решений, формирование политической системы и правоприменительные практики в Российской империи. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным реакции Чаадаева и его современников на решение Николая I, а также юридическим механизмам, которые государство использовало для обоснования безумия.
Безумие, закон и неопатримониальные практики правоприменения в России
I
23 октября 1836 г. начальник III Отделения А. Х. Бенкендорф отправил московскому военному генерал-губернатору Д. В. Голицыну письмо, в котором сообщил о распоряжении императора объявить Чаадаева умалишенным:
Государю Императору угодно, чтобы Ваше Сиятельство, по долгу звания Вашего, приняли надлежащие меры к оказанию г. Чаадаеву всевозможных попечений и медицинских пособий. — Его Величество повелевает, дабы Вы поручили лечение его искусному медику, вменив сему последнему в обязанность, непременно каждое утро посещать г. Чаадаева, и чтоб сделано было распоряжение дабы г. Чаадаев не подвергал себя вредному влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха; одним словом, что были употреблены все средства к восстановлению его здоровья. — Государю Императору угодно чтобы Ваше Сиятельство о положении Чаадаева каждомесячно доносили Его Величеству.
В этот момент Голицын находился в Петербурге. Через несколько дней после получения повеления, 28 октября, он написал московскому обер-полицмейстеру Л. М. Цынскому о необходимости принять соответствующие меры, одновременно несколько их уточнив. Во-первых, он приказал, чтобы к Чаадаеву являлся «частный штаб-лекарь из известных по познаниям своим в медицине и вменено было ему в обязанность непременно каждое утро и даже раза два в сутки посещать г. Чаадаева». В случае необходимости к делу можно было привлечь «доктора Саблера, известного по успехам его в лечении сумасшедших», одного из лучших московских врачей, специализировавшихся на работе с душевнобольными. Во-вторых, следовало принять меры, «дабы г. Чаадаев не подвергался бы вредному влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха». Это означало, что Чаадаеву предстояло проводить время, не выходя из его квартиры во флигеле дома Левашевых на Новой Басманной улице. В-третьих, Голицын, следуя императорской воле, распорядился, «чтобы о положении Чаадаева каждомесячно представляли» ему «аккуратные сведения для всеподданнейшего донесения Государю Императору». Между тем днем ранее, 27 октября, Бенкендорф уведомил Голицына, что поручил начальнику II Округа корпуса жандармов генерал-майору С. В. Перфильеву отобрать у Чаадаева бумаги и выслать их в Петербург. 29 октября чаадаевские документы были опечатаны московскими чиновниками и переданы Перфильеву. Так над Чаадаевым был установлен, пользуясь словами Николая I, «медико-полицейский надзор».
Принятые в отношении Чаадаева меры не поддаются однозначному истолкованию. С одной стороны, они показывают, что представители власти формально считали его больным, наблюдали за состоянием его здоровья и были готовы лечить его. С другой — изъятие бумаг свидетельствовало о разыскной работе, продолжавшейся уже после вынесения императорского вердикта о сумасшествии. Неудивительно, что Чаадаев растерялся до такой степени, что при объяснении с Цынским безоговорочно признал, что действительно писал первое «Философическое письмо» в состоянии умственного помрачения. В разговоре Чаадаев попросил разрешения увидеться с попечителем Московского учебного округа С. Г. Строгановым, на что обер-полицмейстер ответил согласием. Строганов встречался с автором первого «Философического письма» между 2 и 4 ноября 1836 г. Во время их беседы Чаадаев вновь признал себя умалишенным. О деталях дела попечитель сообщил А. И. Тургеневу, который отметил в дневнике 5 ноября: «Я у гр<афа> Строг<анова> Говорили о Чад<аеве>. Все свалил на свое сумасшествие: — вот как проникнут он — пришествием Царствия Божия! Adveniat Regnum Tuum!»1
1Мильчина В. А., Осповат А. Л. Дневник Александра Тургенева и «Философическое письмо» Чаадаева: хроника московского быта (по архивным материалам) // ШАГИ/STEPS. Т. 8 (2002). № 2. С. 168. Дневниковая запись продолжается следующим образом: «Бедный, собрав несколько идей, основал их на грезах своих, защищал их против нас сильно, иногда красноречиво; его объявили сумасшедшим и он — согласен только не с собою» (Там же). 8 ноября Тургенев добавил: «У Чадаева просидел с час, объяснился с ним, за что был сердит и теперь сердит на него. Он потерял голову: вот и все, когда был у гр<афа> Стр<оганова>. Но и Стр<оганов>у охота пересказывать слова пораженного приговором сумасшествия!» (Там же. С. 170). О разговоре см. также: Жихарев М. И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве// Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 102.