Всё кончено: война, республика, жизнь
Даже самые долгие войны когда-то заканчиваются. Вот и гражданская война в Римской республике завершилась (временно, разумеется, как вскоре станет ясно). 25 июля 46 года до н. э. Гай Юлий Цезарь, 2125 лет со дня рождения которого отмечается в этом году, вернулся в Рим. Оскорбление, нанесенное ему Сенатом, было смыто кровью многих и многих десятков тысяч римлян, павших на этой войне. Им досталось забвение, Рим – победителю. Немало знатных римлян погибло, отстаивая свое право власти. Цезарь же добился победы.
Желанье угодить забот мне не дает;
Я не пекусь узнать: ты, Кесарь, жив иль нет!
Гай Валерий Катулл (анонимный перевод из журнала «Друг просвещения», 1804)
День триумфа
20 сентября 46 года до н. э. состоялось самое величественное и пышное триумфальное шествие, которое когда-либо видел Рим. Сотворить подобное властны были, наверное, только боги – и он сам, Цезарь.
В этот день он начал праздновать четыре свои великие победы. Каждая из них значительно раздвинула границы Римской державы. Это ведь он, Цезарь, завоевал Галлию, присоединил Египет и малоазийский Понт, а также аннексировал большую часть Нумидийского царства, лежавшего на территории современного Алжира.
По словам Светония, четыре триумфа Цезарь справил подряд, «за один месяц, но с промежутками». Из них «первый и самый блистательный триумф был галльский, за ним – александрийский, затем – понтийский, следующий – африканский». Каждый был «со своей особой роскошью и убранством» («Божественный Юлий», 37 // «Жизнь двенадцати цезарей»).
Колонны участников шествий тянулись на несколько километров – от Триумфальных ворот, минуя Форум, вдоль по Священной дороге (Via Sacra) к Капитолийскому холму. Сотни тысяч людей выстроились вдоль этой главной дороги Рима, славя Цезаря.
Колесницы везли сокровища, добытые им в боях. Для каждой покоренной им страны по его же указанию были изготовлены особые повозки: для Галлии – из лимонного дерева, для Понта – «из аканфа» (Веллей Патеркул. «Римская история», кн. II, LVI), сокровища Африки покоились на подставках из слоновой кости, а богатства Египта – на панцирях морских черепах.
За колесницами, закованные в цепи, брели пленники, набранные отовсюду. Среди них были и вождь кельтов Верцингеториг, коего Цезарь шесть лет берёг для своего триумфа, и Арсиноя, мятежная сестра Клеопатры, задумавшая ее свергнуть.
По улицам города провозили неисчислимую добычу, доставленную со всех концов ойкумены. Впрочем, въедливый Аппиан в «Гражданских войнах» сводит к цифрам даже эти сказочные фантазии.
«Денег […], передают, было 65 000 талантов и 2822 золотых венка, весивших около 20 414 фунтов. Из этих средств сейчас же после триумфа Цезарь стал расплачиваться с войском, превзойдя все свои обещания: каждому солдату дал он 5000 аттических драхм, центуриону – вдвое больше, трибуну, равно как и начальнику конницы, вдвое больше, чем центуриону. Кроме того, каждому плебею он дал по аттической мине» (кн. II, 102).
(Это сообщение нельзя не прокомментировать, устанавливая связи между различными денежными единицами. Так, один талант соответствовал шести тысячам аттических драхм или 60 аттическим минам; его весовой эквивалент составлял 26,2 килограмма.)
За «царской добычей» гордо следовали сенаторы и друзья Цезаря, а также 24 ликтора. Последние демонстрировали знаки своей власти – фасции (связки прутьев) и секиры (топоры).
Наконец, позади них в своем пышном одеянии на колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, ехал Цезарь. Он неподвижно возвышался, словно статуя Юпитера, установленная на Капитолии. На нем была пурпурная тога, расшитая золотыми нитями, – одеяние Юпитера, верховного бога римлян. Она символизировала, что ныне дух оного вселился в триумфатора. На голове у него был лавровый венок, которым, по преданию, украшали себя легендарные римские цари. Его лицо было окрашено суриком, придававшим коже красный цвет.
Раб, стоявший на запятках колесницы, держал золотой венок Юпитера над голым черепом Цезаря. Несмолкаемые овации и восторженные крики зрителей звучали вокруг, но раб, наученный им, монотонно повторял, перебивая даже голоса зевак: «Помни, Цезарь, ты смертен!». Эта странная формула должна была, судя по магическому опыту предков, отвратить от триумфатора все беды.
Но несообразности, несуразицы, несчастья с первых часов торжества стали преследовать Цезаря. Уже во время первого праздничного шествия римляне должны были насторожиться. Внезапно у колесницы сломалась ось, и триумфатор чуть не свалился на камень мостовой и не разбил себе голову. Это было плохим предзнаменованием, но Цезарь был равнодушен к дурным приметам.
Праздник продолжался. Окруженная четырьмя десятками слонов, процессия двинулась вперед. Цезарю предстояло принести жертвы богам, даровавшим ему столько побед.
Вслед за триумфатором маршировали его солдаты, также одетые празднично. Они задиристо скандировали непристойные стихи, прославляя любовные похождения богоравного Цезаря и добродушно посмеиваясь над его плешивой головой: «Римляне, стерегите жен, ведь мы ведем к вам лысого хахаля, доброго потаскуна, просадившего на шлюх свою деньгу в Галлии!».
У храма Юпитера на Капитолийском холме процессия остановилась. Цезарь принес жертву всесильному божеству и возвратил ему золотой венок. С этой минуты он, проехавший по Риму, как бог, вновь стал человеком – таким же, как все вы, римляне. При свете огней, воинственно освещавших улицы, Цезарь двинулся домой. «Сорок слонов с факелами шли справа и слева», образовав вокруг него живой коридор («Божественный Юлий», 37).
Почти две недели Рим пировал, наслаждался, радовался зрелищам. По приказанию Цезаря устраивались бесплатные обеды для римлян, раздавались деньги, оливковое масло и хлеб, шли бои гладиаторов. Беднякам дозволено было год не платить за жилье – о плате за них позаботился сам Цезарь.
Он готов был сделать для своего народа всё, лишь бы люди жили и радовались, и были довольны тем, что отныне Римом всегда будет править добрый и щедрый Цезарь, готовый позаботиться о каждом из них.
Народ и впрямь любил Цезаря. Он, словно бог, сошедший с небес, был всемогущ. Людям незачем было думать теперь о завтрашнем дне. Всё за них обдумает и решит Цезарь. Им оставалось лишь любить и почитать его, подобно тому, как они чтят богов, приходя в храмы. Но те остаются глухи к их мольбам и незримы для них. Цезарь же, этот живой бог, был рядом, открыт для просьб, решителен и быстр в поступках. Его можно было, и верно, только любить.
Враги живого бога
Цезаря не любили Брут и Кассий. В годы гражданской войны они сражались на стороне Сената и Помпея – на стороне римского закона, считали они. После победы Цезарь помиловал их и позволил занять важные должности. Они же подозревали, что его тайно терзают угрызения совести. Именно потому он якобы и стал помогать им. Их самомнение было велико, и они считали, что без этих подачек Цезаря, в свободной Римской республике, они добились бы гораздо больших успехов, нежели теперь, когда поневоле стали слугами тирана.
Тем не менее их карьера быстро шла вверх, Брут, например, в 46—45 годах был, как и ранее Цезарь, наместником Цизальпинской Галлии. В 44 году стал претором, то есть занял вторую по рангу должность в республике, и Цезарь уже наметил сделать его консулом через три года, в 41 году. Со стороны могло казаться, что Брут поднимается по ступеням карьерной лестницы только затем, чтобы впоследствии стать – с согласия вождя – его преемником.