Великое наследие македонского царя
Александр Великий, 2380 лет со дня рождения которого отмечалось в этом году, мечтал о слиянии восточной и эллинской культур. В эпоху эллинизма его мечты сбылись. Важнейшей особенностью эпохи стало соединение двух культур в самом широком смысле этого слова – будь то художественная, политическая или бытовая. Эллинизм был срастанием, симбиозом двух прежде разделенных частей ойкумены, греческой и восточной (азиатской), но при этом срастании многие элементы культуры видоизменялись, обретали новый смысл – подобно тому, как любой зарождающийся эмбрион наследует лишь долю внешних признаков родителей, отчасти напоминая каждого и стопроцентно – никого. Итак, эллинизм – это и рождение новой эпохи, и сама эта родившаяся эпоха со всеми своими особенностями. Основы ее заложил Александр Великий.
На восточных берегах
Когда внезапно сталкиваются разные культуры и разные религиозные традиции, возможны три исхода. Либо одна из традиций берет верх, а другая отмирает. Либо обе они сосуществуют друг с другом, не смешиваясь и не нарушая своей чистоты. Либо они соединяются, и тогда, словно в плавильном тигле, возникает нечто новое.
Разумеется, один из этих сценариев должен был реализоваться и после того, как армия Александра Македонского (читай: греческая армия) захватила Персидскую державу. Например, постепенно все ее жители могли позабыть родных богов и родную речь и, уверовав в Зевса и богов‑олимпийцев, заговорить по-гречески.
Но случилось иное: сами греки увлеклись восточными культурами, а восточные народы открыли для себя богатства греческой культуры. Гомеровский Одиссей, достигнув чужих берегов, и сам многое перенял у гостеприимных хозяев, и их научил новому. Произошло плодотворное слияние двух культур. Результат пережил века.
Пример обращения с чужой (и чуждой ему) религиозной традицией показал сам Александр, оказавшись в Египте. Жрецы бога Птаха в Мемфисе ждали, отважится ли царь принести жертву священному быку Апису. Александр был человеком другой культуры, где почитали богов совсем иначе, и греческие боги были другими, они имели антропоморфный облик – выглядели, как люди. Но царь не отмахнулся от просьбы хозяев, не посмеялся над их дикостью, а сделал ровно то, что они просили: принес быку жертву.
Солдаты с недоумением смотрели на царя. Он не стал кричать на них, не угрожал за то, что они его «позорят». Но затем, совершив этот странный египетский обряд, Александр устроил для них настоящий греческий праздник – со спортивными играми и состязаниями поэтов, или, как пишет Арриан, «с состязаниями гимнастическими и мусическими» («Поход Александра», кн. III, 1, 4).
Так он успокоил собственное войско и снискал любовь египтян. Отныне последние почитали его как подлинного правителя, как фараона.
Подобное поведение царя было не случайным. Родившийся на окраине греческого мира, он всю жизнь относился к чужим традициям с интересом и уважением. Он привык перенимать чужое – точнее, всё лучшее из чужого, как это делал родившийся две тысячи лет спустя на окраине Европы русский царь Петр, прозванный впоследствии «Великим».
Из города в город, из царства в царство…
Приведенный Александром в движение греческий мир вскоре изменился до неузнаваемости, как и мир, куда пришли греки.
Новая эпоха началась с экспансии, с массового переселения греков и македонян в Малую Азию, на Ближний Восток, в Египет, Персию и даже Среднюю Азию, если только «переселением» можно назвать затянувшийся военный поход. Среди выживших его участников было немало тех, кто так и не вернулся на родину, оставшись в азиатской дали.
Остались на Востоке и многие ближайшие соратники Александра Македонского, став после его смерти правителями отдельных областей империи – областей, превратившихся в эллинистические царства. Немало греков расселилось впоследствии в этих новых государствах – так же, как и в новых городах, ведь армия Александра Македонского основала в Азии и Египте десятки таких городов по всем правилам греческого градостроительного искусства.
Из города в город, из царства в царство странствовали греческие торговцы и искатели приключений, мечтавшие разбогатеть на чужбине, а то и навсегда остаться там. Любители истины, философы и поэты, открывали для себя удивительные миры восточной мудрости, знакомились с загадочными верованиями, обретали новых богов и поклонялись новым легендарным героям, ведь культуры Египта, Месопотамии, Финикии, Иудеи, Персии завораживали богатством накопленных здесь смыслов. Перед стяжателями знаний простерлась целая бездна ученых миров, море сладкозвучной поэтики и риторики – тем более, что некоторые из культур, открытых греками, имели тысячелетнюю историю.
Эллинизация ускорила также расслоение среди коренных жителей новых восточных царств. Многие аристократы перенимали греческий образ жизни, греческую повседневную культуру, строили себе дома, как у греков, украшали их на греческий манер, и говорили и вели себя, как греки. Благодаря их переимчивости греческий язык стал основным международным языком той эпохи. В то же время жители сельских районов завоеванных стран упрямо, по-мужицки, держались исконных обычаев и фактически отвергали все чужое, принесенное в страну греками.
Властям приходилось учитывать консерватизм многих своих подданных, въевшуюся в них любовь к традиционным ценностям. Если бы они игнорировали пожелания и устремления этих людей и насильно насаждали греческие обычаи и язык, это могло бы привести к восстаниям в стране. Так что эллинизация имела свои пределы.
Регионы, где утвердилась власть греков, очень разнились. Где-то терпели их засилье, где-то – и так было чаще всего – им возмущались, отвергали политические новшества, навязанные греками, их язык и культуру.
Тем не менее эллинистическая культура со временем распространилась даже в тех регионах Средиземноморья, которые никогда не были завоеваны греками: например, на территории Карфагена и Римской республики. В конце концов границы «греческого мира» почти совпали с границами известного грекам мира. «Греческий мир» стал простираться от Индии до Испании.
Александрия чудес
Лучше всех приспособились к новой политической ситуации Птолемей и его потомки, ставшие править Египтом. Возможно, сделать ему это было легче, чем другим царским военачальникам – диадохам. За всю историю Египта (а она насчитывала почти три тысячи лет) этой страной не раз правили чужеземцы. Египтяне готовы были покориться завоевателю, почитать его как фараона, если только тот чтил египетских богов и не убивал священных животных. Цари династии Птолемеев строго соблюдали эти правила игры.
В дельте Нила греки возвели город, который стал символом единства двух культур. Это была Александрия, основанная самим македонским царем. Но славу «всемирной столицы науки и культуры» этот город завоевал уже в годы правления Птолемеев.
Подлинным сердцем Александрии стал Мусейон, построенный близ царских дворцов. Страбон в своей «Географии» пишет, что Мусейон имел открытый двор, «место для прогулок», огражденное колоннадой (кн. XVII, гл. I, 8). Здесь ученые встречались друг с другом и вступали в разговоры, дискутировали. Уединившись в небольшой нише, они могли, не мешая никому, спорить хоть до скончания времен. Если их оставляли силы, они могли здесь же и подкрепиться – тут имелась «общая столовая для ученых, состоящих при Мусее [Мусейоне]» (кн. XVII, гл. I, 8). Это была настоящая античная академия наук. Здесь жили за государственный счет, то есть сочиняли и философствовали, величайшие умы того времени.