Кочегар
Прохор, кочергу тебе в ногу!
Прохор вздрогнул и обернулся. На пороге кочегарки стоял Короедов. Злой, как тот, кого тут нельзя поминать – ни к ночи, ни в другое время суток.
– Что стряслось?
– А то ты не знаешь? – сладко пропел Короедов. – В Волгограде +42, в Ростове-на-Дону +45, в Краснодаре и того полтинник… Мне продолжить?
Прохор потер нос, перепачканный сажей. Нос стал еще чернее.
– Так им положено, – обиделся на нападки начальства Прохор. – Июль месяц, Южный федеральный округ…
– Я сейчас на голове твоей лохматой округ сделаю! – взвился Короедов. – Ты куда столько угля кидаешь? С марта, никак, остался? Экономил или недоглядел? А на осень ты чего оставишь? На их бабье лето?
– Так есть пока… – еще больше обиделся Прохор. – Вон, двести мешков в углу лежит.
Короедов сердито засопел. От его сопения воздух в кочегарке, и без того удушливо горячий, стал еще нестерпимее.
Вот так всегда, с тоской подумал Прохор, ветошью вытирая со лба пот. План составят как попало, а ему выполняй. В январе надо дать столько-то снега, весной – столько-то дождя, летом – столько-то тепла… Ох, и надоело ему тут, в Небесном управлении погодой. И определили-то его сюда только потому, что при жизни другой работал он машинистом тепловоза. И не докажешь теперь, что рельсы – это вам не облака.
– Ну, чего молчишь? – надоело сопеть Короедову.
– Убавлю, начальник, – сказал Прохор.
– Только потом смотрите, как бы этот неизрасходованный уголь не пришлось в ход зимой пускать. Помните, как снега ни в январе, ни в декабре у них не было?
– Поговори мне еще! – погрозил ему пальцем Короедов и вышел.
Тяжелая дверь кочегарки, обитая железом, закрылась за ним с суровым скрипом.
Едва Прохор выдохнул, как дверь открылась снова. Точнее, приоткрылась ровно на столько, чтобы Прохор смог увидеть длинный белый нос Сонечки из Небесного управления здоровьем. Сонечка – создание тонкое и нежное, ей в раскаленной кочегарне и секунды не продышать.