«Стихи Живаго и есть то, что нужно было сказать»
Константин Поливанов о том, зачем Пастернаку понадобился доктор Живаго
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга филолога Константина Поливанова «"Доктор Живаго" как исторический роман», рассказывающая о работе Бориса Пастернака с конвенциями жанра и историческими документами, прототипах героев его знаменитой книги и заключенной в романе историософии. Игорь Гулин поговорил с Константином Поливановым о духовной и политической эволюции Пастернака, отношениях стихов и прозы в романе и о том, как в самые беспросветные годы создаются по-настоящему свободные произведения.
Можно я сразу задам провокативный вопрос? Понятно, что «Доктор Живаго» — важнейший факт истории культуры, понятно, что там гениальные стихи. Но почему это, скажем так, значительное литературное произведение, а не неловкий мелодраматический роман, имитирующий литературу XIX века? За что вы его любите?
Я этот роман, правда, очень люблю, но у филолога все же нет инструментов для определения хороших и плохих текстов. Мы не можем поставить книге градусник и сказать: у нее такое-то качество. Это распространенное мнение: вот великолепные стихи Пастернака, а вот этот странный роман. Однако роман теснейшим образом со стихами связан. Дело не в том, что два-три стихотворения напрямую соотносятся с прозаическим текстом, а в том, что у романа и стихов — одна концепция. В «Докторе Живаго» действительно мелодраматическое устройство. Как в латиноамериканском сериале или индийском фильме: два человека оказываются братьями, люди встречаются и не узнают друг друга, а на деле происходит судьбоносное событие. Но вообще-то это восходит к фольклору, волшебной сказке. В XIX веке эта логика была развита в английской литературе Вальтером Скоттом и Диккенсом, в русской — Пушкиным, Толстым, Достоевским. «Доктор Живаго» — роман, крепко укорененный в традиции. Но за этой как бы «традиционностью» стоит нечто большее — представление о том, что жизнь таинственно-великолепна. И это чудесное устройство мира проявляет себя именно через мелодраматическую технику — совпадения, «скрещения судеб», как он говорит уже в стихах.
Это чувство чудесности мира связано с тем христианским мировоззрением, к которому Пастернак приходит в «Докторе Живаго»?
Конечно, связано. Идея здесь в том, что жизнь устраивается иначе, чем это описывают господствующие политические учения, прежде всего марксизм. В основе истории — не классовая логика, а исполнение некоего плана. Но у Пастернака довольно специфическое представление о христианстве, о том, что такое «быть верным Христу», «жить в Боге», по словам дяди главного героя романа. Он пишет, что можно быть атеистом и обитать в том же духовном пространстве: там совершаются математические открытия, пишутся симфонии и так далее.
Любопытно, что в его христианстве не слишком важна этика. Праведная жизнь почти никак не сопряжена с поступками. Например, если взять любовную линию романа, в отношении всех трех своих возлюбленных герой поступает довольно чудовищно.
Я думаю, что для Пастернака в рамках романа (не будем сейчас вдаваться в его биографию) здесь не было противоречия. Христианство для него не этическая доктрина, а необходимость человека следовать своему назначению, осуществлять плодотворное существование. Плодотворное не в смысле рождения детей и заботе о них (с детьми там тоже все плохо). Живаго должен написать свои стихи, это его цель. Пастернак постоянно твердил, что он не любит своего стиля до 1940 года, что самого главного в стихах не сказали ни он сам, ни его современники — Блок, Есенин, Маяковский. Стихи Живаго и есть то, что нужно было сказать. Они заполняют лакуну, рассказывают, как устроен мир. Это — задача художника, и верность Христу заключается в том, чтобы ее выполнить. Важный эпизод романа: Комаровский предлагает Живаго ехать вместе с Ларой на Дальний Восток, а потом либо оставаться с ней, либо перебираться к семье в Париж, а тот отказывается следовать за своей любовью, отказывается спасаться из Советской России, потому что только здесь он может написать свои стихи.