Магия кино
Юлия Снигирь не из тех звезд, кто регулярно появляется в светской хронике и много говорит о себе. Вот и в нашем интервью актриса под конец призналась, что мечтает о глобальной тишине. Но перед этим мы успели обсудить и самооценку красивых женщин, и творческие споры с Евгением Цыгановым, и бессонные ночи перед съемками, и разного рода булгаковщину.
Юлия, практически каждая экранизация «Мастера и Маргариты» связана с мистическими историями на площадке. Приступая к работе над ролью, не боялась?
Боялась, конечно, у меня не такие крепкие нервы, чтобы оставаться хладнокровной. Я даже сама немного нагнетала ситуацию. Например, на первую встречу к режиссеру (Михаилу Локшину. – Прим. ред.) я, очень пунктуальный человек, опоздала на час и сразу восприняла это как знак. Еще в дороге десять раз подумала: надо развернуться, сказать, что я заболела и не приеду. Вошла к Мише с перекошенным лицом, но он мне слова не дал произнести: «Юль, просто пробки. Не надо ничего додумывать». Потом мне везде стало попадаться что-то связанное с романом. Например, захожу в кафе на Никитском бульваре и вижу на стене портрет Елены Сергеевны Булгаковой – не галлюцинация, он реально там висел.
А на площадке были какие-то случаи, которые заставили бы вспомнить о сверхъестественном?
Нет. Конечно, все мы люди творческие и понимали, что прикасаемся к чему-то великому, атмосфера была особенной, но именно происшествий я не вспомню.
Работая над образом, ты изучала опыт других актрис или, наоборот, максимально абстрагировалась от всего?
Перед съемками я погрузилась в биографию Булгакова, так как очевидно, что ключ ко всему в ней. Я пыталась получить больше знаний о контексте, о времени, когда создавался роман, разобраться, что хотел нам рассказать писатель. Вот что за история превращения Маргариты в ведьму? Это же скорее метафора. Женщина обратилась к сильным мира сего для того, чтобы попросить за своего мужчину. Очень интересный и страшный сюжет.
Ты с Маргаритой в чем-то совпадаешь?
Теперь я лучше поняла героиню, чем когда впервые читала роман в школе. Конечно, тогда история мастера и Маргариты представала самой занудной частью книги. Как и все нормальные люди, я обожала остроумную линию Воланда и его свиты, главы про Иешуа и Понтия Пилата казались космически прекрасными. А здесь – лишь скучный мелодраматизм. Инаверно, только готовясь к роли, я смогла проникнуться большим сочувствием к этой паре.
Помнишь первый съемочный день? Какую сцену снимали?
Эпизод, когда я прихожу в подвал к мастеру. Очень люблю это появление моей героини. Там есть доля хулиганства, совершенно точного, на мой взгляд, для ее характера. В Маргарите был и авантюризм, и смелость, и дерзость, которые мы попытались отразить – вместе со склонностью к рефлексии и достаточно трагичным взглядом на жизнь. Уверена, что с нашей трактовкой образа кто-то будет не согласен, но мы не стремились сделать его просто модным, а пытались найти подтексты, которые вкладывал Булгаков. Мне вообще кажется, он в тексте намекает, что не может рассказать всё, потому что многое касается его лично. Ведь Воланд – фантазия, а тут история с реальной подоплекой, и спрятаться за выдумкой труднее. Мы решили в этом покопаться. Собственно, поэтому повествование в фильме ведется от лица писателя, который создает роман.
Такая любовь, как в произведении Булгакова, – вообще дар или наказание?
С одной стороны, история мастера и Маргариты трагична. С другой стороны, всё в жизни зачем-то дается. Как ни крути, дар всё-таки, хотя и очень жесткий, через испытание.
Учитывая, что мастера сыграл Евгений Цыганов, а вы пара и в реальной жизни, удавалось ли вообще отдыхать от героев?
То, что мы работали вместе с Женей, конечно, ситуацию усугубляло. Когда каждый приходит со своих съемок, то чуть-чуть поговорили и переключились. А когда общее дело, ты не можешь соскочить. Иногда мы приезжали на съемочную площадку и друг с другом не разговаривали, потому что дома поссорились из-за видения сцены, и наш спор доходил чуть не до кровопролития. Режиссеру становилось и смешно, и грустно. Он говорил, мы его сведем с ума, так как непонятно, в каком настроении приедем. Но это исключительно творческие споры, и, наверно, в них что-то могло родиться.