Александр Яценко: У меня внутри словно зажегся фонарь
Александр Яценко – актер безграничного актерского диапазона и удивительной органики. В его фильмографии роли, сыгранные в картинах Алексея Балабанова и Бориса Хлебникова, Сергея Урсуляка, сериалах Валерия Тодоровского, Сергея Тарамаева и Любови Львовой.
Персонажи Яценко очень разноплановые – самоотверженный, но разрушающий себя врач скорой Олег в «Аритмии», неврастеник и максималист режиссер Мячин в «Оттепели», русский офицер, настоящий герой Киселев в «Праведнике», комичный и трагичный Артист в «Детях перемен». Но при всех перевоплощениях ему удается сохранять на экране свойственное далеко не каждому актеру чувство правды. Новая работа – стартовавший на Wink сериал «Обнальщик» Бориса Акопова – не исключение. Два в одном – авантюрная криминальная история и одновременно семейная драма погружает зрителя в мир «грязных» денег.
В интервью «Ведомостям» артист рассказал о своих новых работах в сериале «Обнальщик» и фильме «Буратино», творческом кризисе во время съемок у Алексея Балабанова и о плохих ролях у хороших артистов.
– В «Обнальщике» ваш герой в развитии истории станет крупным бизнесменом-авантюристом, который вместе с сыном обналичивает «грязные», в том числе бандитские деньги. А в первых сериях он «Епиходов в квадрате», которого бьют со всех сторон.
– Действительно, он загнан в угол, всем должен, в самом начале под ним земля горит. Лишь в третьей серии происходит перелом, когда он начинает обретать хоть какую-то почву под ногами.
– И чтобы спастись, он врет и ворует... даже у сына. Вы всегда оправдываете своего героя, даже такого верткого?
– Стараюсь понять, представить себе безвыходную ситуацию. Если хотите, это я в предлагаемых обстоятельствах. Хотя мне такие обстоятельства трудно представить. Материал был интересный. Подобного я не играл. Поначалу моего героя трудно полюбить, но дождитесь перелома.
– А важна для Яценко родословная героя? Мама, папа, что любит есть? Приходится донимать режиссера такими вопросами или нет?
– Нет, я не душнила, который мучает режиссера вопросами. Я думаю о том, как сделать внутреннее движение, поймать энергию конкретного характера, чтобы зрителю было понятно. Иначе не будет эмпатии. Это кропотливая коллективная работа в каждой сцене. Надо, чтобы все совпали: режиссер, партнеры. Вместе пробуем, делаем ошибки. Не сразу входишь в чужой характер. Кроме того, у меня там по сюжету покалечена рука. Мы снимали дубли с этой рукой, и в какой-то момент я понял, что «наяриваю», переигрываю. Надо «прибрать» эмоциональную шкалу. Вот так и начинает что-то произрастать, своя интонация. Но по большому счету работа актера – это такое страшноватое погружение в «другого».
– А вся эта тема – обнал, токены, цифровые деньги, NFT и т. д. Вы разбираетесь во всем этом? И в целом какие у вас отношения с деньгами?
– Я вообще не про это. И тут мы много задавали вопросов авторам. Сложно понять, как все это работает. Признаюсь, что и после окончания съемок восьмой серии разобрался во всем этом весьма приблизительно. Иначе бы занимался криптой, а не актерской профессией. (Улыбается.) К деньгам у меня отношение такое – пришли-ушли. Обеспечиваю семью, стараюсь помогать родственникам. У меня же трое детей – все парни.
«Словно все сломалось»
– Ваши персонажи чаще всего негеройские, нелепые, смешные, нередко проигрывающие. Вы сказали, что герой «Обнальщика» – это вы в предлагаемых обстоятельствах. Насколько вообще велика дистанция между вами и теми, кого вы играете в кино?
– Они совершенно автономные люди, но я всегда пытаюсь понять, представить, как бы я действовал и что бы при этом чувствовал.
– А есть момент превращения в «другого»? И легко ли освобождаетесь от роли?
– Я легко освобождаюсь и, добравшись до дома, забываю, что играл. Но иногда случается, что приезжаю «под парами» съемки – у меня подъем, вдохновение, могу одно и то же рассказывать жене снова и снова. Она слушает терпеливо, улыбается: «Еще раз? Ну, давай послушаю». Это когда что-то получилось. Но бывает наоборот: продолжаю мысленно прокручивать, чувствую, например, что пережал, переборщил. Но вообще я стараюсь слышать режиссера. Знаю, что Боря Акопов за меня стоял в утверждении на роль, хотя продюсеры сомневались. А потом Борю поддержал Жора Крыжовников, мой однокурсник. Мы с ним учились у Захарова.
– Вы говорите, что дистанции с персонажем почти нет. Не верю – я про склонность к лицедейству... Вспоминаю наше давнее интервью – вы тогда на полу изобразили зеленый горошек, на который надвигается вилка, а он ускользает.
– Представить себя можно кем угодно, для меня важно другое – чтобы на съемочной площадке мне поверили те, с кем я работаю. Помню, на съемках в Питере у Балабанова в «Мне не больно» у меня поначалу была настоящая паранойя. Казалось, Леша мной недоволен. Просто однажды услышал фразу после какого-то дубля, он тогда опустил голову у монитора, снял наушники и сказал: «Не-не, это моя проблема. Мы просто взяли артиста с отрицательным обаянием». Все. Я глаза не мог поднять, казалось, что на следующий день на меня все так и смотрят, мол, хороший ты парень, Сань, но ничего не поделаешь – обаяние-то отрицательное. Словно все сломалось.
– Балабанов тщательно выбирал актеров. А потом доверялся им, просил только «не играть», но дублей делал мало. Что же случилось?
– Ну да, первую неделю я там пытался что-то предложить, вроде бы в своей органике. А он говорил: «Надо проще, быстрее. Буквы говори. Вот и все. Не делай пауз. Быстрее буквы». А я, как тупой молодой артист, думал: «Зачем тогда взял меня?» В общем, накрутил внутри себя драму, актеры же мнительные люди, они сохраняют детское воображение. Сейчас смотрю с детьми передачи про первобытных людей, представляю, как все зарождалось. Когда ночь наступает, ты же из пещеры не можешь выйти – страшно. У нас дома повсюду горят микроночнички, разгоняют темноту.
Так и с режиссером: надо, чтобы он как-то помог разогнать мрак непонимания. Во время тех напряженных съемок у Балабанова мне надо было съездить к Боре Хлебникову на досъемки в Москву фильма «Свободное плавание». Я им там рассказываю о проблеме, а их это почему-то страшно развеселило. А я из хлебниковского «парника» поехал обратно к Балабанову. Волнуюсь, всю ночь не сплю. Приезжаю ранним утром в полной готовности поговорить начистоту. Он один в квартире, и у него сломана нога. И как-то от всего этого... Но набираюсь решимости, начинаю быстро, чтобы он меня не остановил, выпаливать: «Леша, ты, наверное, взял артиста не с той органикой, надо другого, пока не поздно. Так будет лучше для кино». Он меня перебивает: «Саш, слушай, мы посмотрели материал, у тебя там все очень хорошо». С этого момента у меня внутри словно зажегся фонарь.