Былое и думы
Сняв перчатки и маски, светские люди по просьбе «Татлера» взялись за перо и написали, как их — и нас — изменил карантин. У кого-то получилась поэма, у кого-то сказка, у кого-то антиутопия.
Александр Будберг, журналист
«На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось…» Так начал Юрий Тынянов свою книгу о Грибоедове — с этого щелчка времени, за который не просто раздавили декабристов, а одна эпоха сменила другую.
Редко бывает, что можно осознать, выделить момент, когда одно время сменяет другое. Обычно эти процессы растянуты, занимают много дней. Хотя бывает как в декабре 1825‑го. Или в марте 1953‑го — время сменилось ровно за ту ночь после смерти «отца и учителя», когда Лаврентий Берия лично развез «врачей-убийц» из тюрьмы по домам.
А в этом году случилось чудо. Не было ни щелчка, ни постепенного перехода. Время не переломилось, а остановилось. И стояло больше двух месяцев. Как будто кто-то сделал на линейке жизни толстый шов, который надо пересекать.
Главный вопрос, который вольно или невольно задает себе каждый: за эти два-три месяца остановки времени жизнь изменится, перевернется или нет? Пойдет все по-новому или ляжет где лежало?
Этот вопрос висит в воздухе и для отдельных людей, и для городов, стран, человечества, в конце концов, которое пережило удивительный, небывалый совместный опыт.
Но ответить на этот вопрос прямо со шва времени невозможно. Роста не хватает, чтобы увидеть горизонт. Поэтому пока работают все гипотезы. Прагматики уверены, что если нефть будет стоить хотя бы от тридцати до сорока долларов, то перемен не будет. Романтики убеждены, что такое чудо не может не изменить все по факту того, что оно уже все изменило: посмотрите, как бурлит мир…
Те, у кого все было хорошо, которым нравилось, как все развивалось, куда текло время, несколько напуганы. А вдруг что-то таки изменится? Вдруг выяснится, что скрепы изрядно проржавели? Поэтому они отрицают факт пандемии (даже если сами болели) и ищут вселенские заговоры, бредят о чипировании и внедрении 5G. При этом стараются строго следовать мерам безопасности на тот случай, если опять все пойдет отлично.
Кому не нравился вектор движения, естественно, надеются, что колесо сломается, космос удлинит паузу. И за это время еще пара черных лебедей или Дейенерис Таргариен на своих драконах опустится на Москву-реку.
Кто-то, пытаясь опередить время и драконов, рвется вернуться точно в середину марта, словно ничего не было. Кто-то этого не хочет до тошноты.
Но будет как-то совсем не так — ни по-одному, ни по-другому. Все останется как было и невероятно изменится. Но понять и оценить масштабы мы сможем, только отойдя от этого шва.
А пока каждый может лишь оглянуться на себя и в оглушающей тишине возникшей паузы честно ответить: ему хорошо дома или нет, он хочет быть с человеком, который оказался рядом, или нет, он скучает по людям или прекрасно без них обходится, он готов учить китайский или с радостью займется милой деградацией? Короче, у каждого из нас есть шанс посмотреть на себя без шор ежедневной рутины. Посмотреть и по возможности честно сказать: нравится ему увиденное или нет? Надо что-то менять или в целом все хоть и не идеально, но неплохо? Стоит делать рывок или можно примириться с собой?
Есть удивительный шанс посмотреть на себя самого, как будто лежащего на стекле микроскопа, и решить: насколько ты хочешь измениться и как это надо сделать, чтобы получить больше радости от жизни? Постараться без страха стать чуть-чуть посимпатичнее. Для себя. Сумма этих миллиардов движений и даст тот вектор, который переместит всех в будущее.
Софико Шеварднадзе, телеведущая
Говорят, пандемия — великий ускоритель. Она влияет на все: одно отмирает, другое рождается. В глобальном смысле в этом нет ничего удивительного, любой кризис подстегивает мировые процессы, но удивительно именно то, с какой скоростью и как фундаментально менялся наш образ мысли в течение последних четырех месяцев.
В самом начале мы не до конца понимали масштаба бедствия, и слова «самоизоляция», social distancing казались дикостью. Затем наступил локдаун, заставивший весь мир остановиться, и именно тогда появилось глубинное ощущение, что абсолютно ничто и никогда не будет прежним.
Потом — внезапно — мы к этому привыкли. Такова человеческая природа: в новой реальности мы приобрели новые привычки, жизнь все равно била ключом, хоть на некогда забитых машинами улицах неспешно прогуливались олени.
Дальше, кажется, всем все надоело: многим стало просто все равно и они были готовы переболеть, чтобы наконец-то получить эту справку о наличии антител и перестать уже сидеть дома.
И вот режим самоизоляции начали постепенно отменять. Аккуратно и по очереди открываются квартиры, дома, заведения, границы. Наступил момент, когда я вышла обратно в мир, вроде как не сильно изменившийся внешне, но при этом совсем не тот, который я знала несколько месяцев назад. Мир, где старые правила, скорее всего, уже не работают, а новых пока никто не придумал. Очень хорошо сказал мой друг — экономист: мы сейчас находимся в сердце урагана и — окаменевшие или как в замедленной съемке — наблюдаем, как громадная волна катится прямо на нас.
Хотелось бы избежать вездесущего пафоса по поводу полного переосмысления жизни, но это идеальное затишье перед идеальным штормом, и пока нас всех не накрыл девятый вал — это и есть та самая точка, то время, в котором надо нащупать почву для новых правил игры. Как минимум вывести свои. Я говорю об этом, потому что происходящее в мире напоминает компьютерную игру-стратегию: тебе просто не дают перейти на следующий уровень, пока ты не выполнишь миссию по поиску или констатации работающих правил.
И сценарий этой игры, в которой мы оказались, — не про старую Вселенную, где у всего есть свое имя и где конкретное добро борется с конкретным злом, а про новую, где навык адаптивности определяет переход на следующий уровень. «Человеческий мозг устроен так, что ничего страшнее неопределенности для него нет», — это сказала не я, а Татьяна Черниговская. Умение остаться не только человеком (что уже непросто), но остаться человеком свободным от предрассудков и предубеждений начнет определять, как ты будешь существовать и перемещаться в этом новом мире.
Пандемия — это по сути третья мировая война, только с невидимым врагом. И если пандемия-кризис ускоряет все процессы, то пандемия-война гипертрофирует все человеческие качества, вскрывает все социальные язвы и срывает все маски. Тот, кто во время локдауна понял, что эмпатия — жизненно важный навык, кто интуитивно начал «отшелушивать» все лишнее, уже продвинулся в игре, так как в новый мир неопределенности будет сложно вступать с лишним хламом и сухим сердцем. Нам всем придется идти по тонкому канату, и при любом колебании Вселенной легче будет нас сбросить, чем продолжать поддерживать.
Пожалуй, самое главное, что я поняла для себя, — это важность набившего оскомину слова «осознанность». Эта пандемия необычайно ярко иллюстрирует один из главных законов квантовой физики: все взаимосвязано. Вот на этом принципе в том числе базируется Вселенная, о правилах которой мы на самом деле забыли. Вселенная, которая не прощает смещения базовых понятий и ценностей.
Коронавирус на своем примере показал, что если не идти дальше с осознанием этих простых законов мироустройства, то следующее расщепление атома взорвет абсолютно все, что мы знаем и понимаем, а не отдельно взятые города и страны.
Елена Ремчукова, издатель «Независимой газеты»
Я совершенно равнодушна к истории из учебников. Кто в каком году куда пошел, сразу забываю. Редко доверяю мемуарам. Зато очень люблю художественную правду. И думаю, что как написал Алексей Толстой в «Хождении по мукам», так все и происходило. Жизнь бурлаков на Волге была как у Репина на картине. А физики с лириками спорили, как в фильме «Девять дней одного года» Михаила Ромма.