Странные, лихие, наши: как мы жили в девяностые годы
Когда наступает очередная эпоха перемен, мы принимаемся вспоминать непростые времена, которые уже прошли, и сравнивать их с теми, что достались нам на этот раз. Писательница Ляля Брынза рассказывает о 90-х годах XX века — во всех лихих подробностях.
Если бы не девяностые, сейчас я была бы почтенная матрона — жена дипломата, с тремя детьми, наверняка с уже тремя или больше внуками, полная, довольная, спокойная. Был бы у меня хороший дом в стародачном месте, трехкомнатная квартира где-нибудь в районе Измайловской и, конечно же, Волга. Автомобиль, в смысле. Но я бы сама не водила, нет. Шофер возил бы меня в будни в парикмахерскую, а потом в театр. А на выходных за руль «Волги» садился бы мой муж — тот самый дипломат, наверняка красивый, добрый, щедрый.
Звездой будешь
Я родилась в семидесятом. Мое будущее было прозрачным и чистым, как капля березового сока. Я знала, что будет так и не иначе. Ну, может быть что-то незначительное в вышеописанной идиллии поменяется, но в целом... Дача, квартира, «Волга», дети, внуки, горшки с геранями на широких подоконниках, муж — дипломат. В худшем случае генерал. В самом худшем — полковник.
Сценарий меня был предусмотрен, прописан, продуман от и до и моими родителями, и мной. Мама с папой делали все, чтобы этот сценарий случился. Я особо и не перечила.
А что тут перечить? То будущее, которое мне придумали и сделали мои родители меня вполне устраивало. Оно было хорошим, достойным и даже красивым.
В десятом классе я протестно попробовала заявить, что мечтаю о театральном. Потом сообщила, что хочу в пед на младшие классы. Потом — что мне не близка литература и иностранные языки, но близка химия и биология.
Но меня довольно быстро и умело переубедили, направив туда, куда и положено было быть направленной будущей жене дипломата. В иняз. И все вплоть до четвертого курса было четко по плану.
А потом случился Горбачев, перестройка... и нагрянули буйные, шумные, кабацкие, айнане-раззудись плечо девяностые.
И все мое будущее в одну секунду скомкалось, свернулось, вылетело в окно поезда Ленинград-Москва вместе с пустой пачкой из-под сигарет More — были такие когда-то сигареты, длинные, коричневые, превращающие студентку филфака из ногастой, глазастой дурочки с плохим английским в диву.
Смешные были мы.
Юные.
Открытые и наивные.
— Я сниму тебя в кино. В главной роли. – Шептал мне на ухо распаленный лысый и сильно не молодой уже сосед по купе, шаря по моему одеялу. – Я режиссер. Я всех на Мосфильме знаю. Будешь звездой.
— Дядя, я проводницу сейчас позову. Отстаньте...
— Звездой будешь. Клянусь.
— Пошел ты... — первый раз в жизни выругалась я. Дядя, крякнув огорченно, отстал.
Всюду жизнь
Спрашивают часто «Как вы тогда жили? Как выжили»? Слушайте, ну мне был двадцать один год. Я не выживала — просто жила. Сценарий с мужем-дипломатом и маринованными огурчиками никогда не был моим, и по нему я уж точно не тосковала. А тут мне выдали целый огромный новый мир. Мир дикий, странный, опасный и прекрасный, как фронтир. Хотя почему как? Он и был фронтир — новые горизонты, новые возможности, новые территории.
Сейчас принято ругать и те годы, и ту страну, и вспоминают обычно дурное — бандитов в малиновых клифтах, ошеломляющую нищету, унизительную, страшную. Вспоминают, как недоедали, как латали старую одежду, как закладывали протерые подошвы туфель картонкой — я тоже закладывала, картонка быстро протиралась, размокала, прилипала к голой ступне. Вспоминают, как вместо денег зарплату выдавали бартером. И хорошо было тому, кто работал в пищевой промышленности. А у кого-то квартиры превращались в склады утюгов, банок, гвоздей, матрацев и куда их деть? Доценты, профессора и врачи торговали чем попало на рынке, кто-то обзавелся сумками в клетку и гонял в Польшу и Турцию за барахлом... Смелые таксовали. Самые смелые шли в «бизнес».