Алла Горбунова
Летом 2020-го поэт и литературный критик выстрелила сборником прозы «Конец света, моя любовь» — коктейлем Молотова из бытописания Петербурга нулевых с неформалами, пэтэушниками и лесной мистикой. Автофикшн-бестселлер стал одной из главных книг года!
Критики прославили «Конец света, моя любовь» как книгу года — так широкий читатель, не погруженный в литературу глубоко, с вами только познакомился. Вот год прошел с тех пор. Что произошло в вашей жизни за это время?
За это время со мной произошло много интенсивных внутренних событий, принесших с собой новое видение. Я бы сказала, для меня это был год трансформирующего опыта. И это, наверное, главное, что со мной произошло и сейчас происходит: новый опыт быть.
За это время о вас много говорили и писали, зачастую определяя как писателя. Но ведь вы в первую очередь поэт. Или нет?
Я как поэт и как писатель — это одно, это не две разных ипостаси. Да, я по-прежнему в первую очередь поэт, потому что для меня поэзия — это глубинный уровень взаимодействия с бытием, предельный способ бытия, который распространяется для меня и на тексты, написанные в столбик, и на тексты, написанные в строчку.
Тогда спрошу вас как поэта. Вы как-то сказали, что вам не нравится, когда люди с филологическим образованием считают себя вправе по каким-то формальным критериям определять, хороша поэзия или плоха. Кому же тогда это определять? И как?
А зачем это определять? По-моему, это совершенно лишнее. Лучше поменьше определять и оценивать, а побольше понимать.
Зайдем с другого фланга. Вас бесит графомания? Что это вообще такое?
Я это слово редко использую. Для меня графомания — не свойство текста, это совокупный способ письма, мышления и поведения. Я думаю, существуют тексты, которые просто не стоит публиковать, но которыми их автор вполне может делиться с близкими и друзьями, — это когда автор текста выражает на письме мысли и чувства, но не способен соотнести в достаточной степени то, что он пишет, с интерсубъективным смысловым полем, в котором существует поэзия. То есть ему не хватает взгляда на себя со стороны и не хватает профессионализма. Ну и, возможно, не хватает каких-то чисто поэтических вещей: чувства языка, умения поэтически мыслить в момент написания текста, способности видеть текст на всех уровнях. Такой человек — не графоман, но он может стать графоманом, если при всем при этом старательно примется отвоевывать себе некое символическое место, откажется понимать и анализировать, что именно и почему у него не получается, а вместо