Русские страсти
20 ноября 2025 года в прокат выходит «Авиатор» — экранизация одноименного романа Евгения Водолазкина. Автор «Сноба» Егор Спесивцев встретился с писателем в Суздале незадолго до «взлета»
Мы с вами встречаемся в Суздале — что вы здесь делаете?
Мы с дочерью участвуем в съемках фильма в жанре докуфикшен, который будет называться «Созерцание Суздаля». Приезжаем сюда как люди, которые хотят полюбоваться совершенно удивительным городом. Согласно «Википедии», в нем 9286 человек населения, но при этом он сыграл очень важную роль в истории Древней Руси, чуть не стал столицей. В свое время Суздаль соперничал с Москвой за ханский ярлык — сейчас это трудно представить.
Как вам сегодняшний Суздаль?
Сегодня Суздаль — может быть, единственный город, если не считать, допустим, Тотьмы, где нет ничего лишнего. Никаких небоскребов, никаких жутких труб, «хрущоб». Это такой «городок из табакерки». Просто Суздаль пощадили: его спасла идея «Золотого кольца», которая возникла в 1960-е годы. Все архитектурные новации проводились здесь с оглядкой на историю города, на его туристическое предназначение. И сейчас у Суздаля другое искушение: он стал очень модным.
Здесь покупают дома москвичи, здесь отдыхают. Мы с вами сегодня видели здесь то, что принято называть народными гуляниями. Жители Суздаля уже привыкли к такому положению: они, с одной стороны, ведут себя как жители туристического города, с другой — продолжают жить прежней, размеренной жизнью. Как человек, живущий в Петербурге, я очень хорошо понимаю суздальцев. Жизнь в городе-музее — очень непростое занятие.
Мне Суздаль напоминает не столько музей, сколько руины. Не буквально, конечно, но это во всех отношениях «город, который чуть не стал…». А теперь сюда приезжают люди из городов побольше и умиляются: аутентичности, какой-то глубинной русскости и так далее. Мне здесь скорее грустно.
Мне кажется, речь здесь идет об обычной коллизии между старым и новым, но это не должно огорчать. На фоне нового старое смотрится несколько сиротливо, но это вещь неизбежная. Как ни крути, новое в значительной степени занимает место старого. Это касается не только отдаленных от нас эпох, но и времен относительно близких. Сейчас странно смотрятся многие сооружения советской эпохи. Они похожи на сумасшедшего дедушку, который вдруг выходит к гостям в разгар домашней вечеринки. Это не его время, не его круг и не его стиль.
Я очень хорошо понимаю, о чем вы говорите. Глядя на осколки прошлого, я испытываю желание усыновить ту или иную эпоху, окружить ее своей любовью, как одеялом. Мне хочется это время согреть, потому что оно никогда не вернется. Это желание у меня касается самых разных времен, от Древней Руси до 1930-х годов или 1970-х годов. Несмотря на все трагедии, люди женились, рожали детей. И я пытаюсь себя внедрить в это время, в эти декорации, обогреть собой.
Вы согласны, что «декорации» зачастую важнее событий?
Я бы даже немного расширил эту мысль: меня в прошлом интересуют не столько события, какие-то героические деяния или предательства, сколько детали. Потому что детали — то, что люди, жившие там, видели в первую очередь. Это была авансцена, на которой происходило все, что мы сегодня называем «событиями».
Меня интересуют «несобытия». Это и есть первый план бытия: крики финских молочниц в Петербурге, запахи в морском департаменте — чем там мыли полы? Это все имело свой запах. Или, допустим, стук уколачиваемых колотушкой шашек торцовой мостовой. По воспоминаниям петербуржцев, он разносился почти всегда: мостовые постоянно ремонтировали, по городу ездила целая команда, которая этим занималась. Это очень важные вещи. Они не входят ни в один учебник истории, хотя именно на этом фоне происходили все события. Пока мы не увидим эту сцену, мы не поймем события: для нас они будут возникать, как «бог из машины».
А как пахнет Петербург сегодня?
Как типичный европейский город. У меня есть история на эту тему, но она требует небольшого предисловия: в 1991 году я попал в Германию, и меня удивил запах моющих средств, которыми в супермаркетах мыли полы. Он там был какой-то сладковатый, иногда приторный. В наших же магазинах, после того как помыли полы, всегда пахло хлоркой. Я уже не говорю о туалетах.
И вот однажды мы с нашими друзьями немцами ехали в Ферапонтов монастырь. На полпути из Вологды автобус, который нас туда вез, остановился, чтобы все зашли в туалет. Туалет был без дверей: просто те, кто стоял в очереди, соблюдали дистанцию. Я зашел туда: унитаза не было, но была дырка в полу, которую очень густо, по всему периметру обсыпали хлоркой. Видимо, мыть здесь что-либо было затруднительно, зато хлорки было много. Я, конечно, многое видел, но даже меня такое количество хлорки удивило. Я вышел из туалета, после меня туда зашел немец, и я услышал за своей спиной: Oh, mein Gott! По-моему, он был готов свалиться в эту дыру от ужаса.
Сейчас в Петербурге такого нет. Более того, объективности ради скажу, что Москва и Питер чище, чем Париж и Лондон. Меня это изумило. Изумили крысы, бегающие по парижскому метро, какие-то бумажки, летящие вдаль по рельсам. При этом запахи, которые меня когда-то потрясли в Германии, сегодня перекочевали в Петербург. Он пахнет теми же моющими средствами.
Осенью этого года в кинотеатрах выходит экранизация «Авиатора». Вы уже говорили, что некоторые моменты в фильме будут отличаться от книги, поскольку не все возможно перенести в исходном виде. Можете привести пример такого «неэкранизируемого» фрагмента? Или какой-то новой линии, потребность в которой возникла — ну вот зачем-то.