От Щукина до Потанина
Во все времена искусство будущего рождалось не в мастерской гения-одиночки, а на перекрестке его фантазии и чьей-то веры — будь то щукинский особняк на Знаменке или блокчейн-платформа сегодня. Пока мы спорим, можно ли считать цифровое искусство наследником «Черного квадрата», новый Щукин уже не покупает картины — он покупает протоколы и создает правила для завтрашнего арт-рынка.
Как мы понимаем искусство сегодня? Наверное, караваном предельных технологий: рядом с вечными, как сам человек, книгами, холстами и красками бушуют клипы, мемы, перформансы, хэппенинги, инсталляции. Границы выдумки почти беспредельны: у нас есть иммерсивный театр, видеоигры и уже не просто розовые очки, но целые шлемы виртуальной реальности. При этом никакого соперничества: одно углубляет другое, растет, взрослеет. Теперь художник способен творить одним фактом своего желания. Но кое-что, впрочем, не меняется: вера и помощь извне.
С давних времен художник шагал нога в ногу с покровителями. Да Винчи немыслим без семейства Медичи, северонемецкий гений Дюрер обязан императору Максимилиану I, и многие из дошедших до нас шедевров есть не что иное, как актуальный запрос из прошлого, будь то потолок Сикстинской капеллы, расписанный Микеланджело по заказу папы Юлия II, или триптих Рубенса «Снятие с креста», созданный для антверпенской гильдии стрелков. Спрос рождает предложение, никак иначе: быть вневременным искусству позволяет именно сиюминутное. Этот закон работает веками, меняются лишь имена заказчиков: на смену гильдиям и монархам приходят масштабные экосистемы — такие как «Интеррос» Владимира Потанина.
Кажется, без риска энтузиастов мы бы так и не продвинулись вперед. Новое всегда тревожно, шумно: ведь если даже величие Леонардо оценили не сразу, то что говорить о более поздних — и не менее эпохальных — кубистах, Флюксусе, реди-мейде, Энди Уорхоле? Самостоятельность и разнообразие возникают только из-за веры в их потенциал, и без уверенного взгляда здесь, конечно, не обойтись. Большое предпринимательство синонимично выходу за горизонты: туда, где еще ничего не понятно, но очень интересно.
Примеры близки и родственны. Взять хотя бы личность Сергея Щукина (1854–1936) — выдающегося русского коллекционера, который явно опередил свое время. Скупавший французских импрессионистов на личный вкус, что само по себе непривычно, довольно скоро он заинтересовался модерном, который, как бы помягче сказать, вызывал если не отторжение, то явное непонимание большинства. Сейчас мы знаем эти имена как обязательные, а во времена Щукина они считались маргинальными, окольными: затеяли, дескать, творить иначе, поперек.
Винсент Ван Гог. Анри Матисс. Поль Гоген. Пабло Пикассо. Стоит ли продолжать?
Ошеломительному успеху Щукина способствовала любовь к риску: он не боялся приобретать культурные объекты, ценность которых на первый взгляд казалась невнятной, мнимой. В 1909 году меценат открывает для посещений особняк на Знаменке, и это место становится ни много ни мало Меккой живописных новшеств. Ровно тот случай, когда частная коллекция оборачивается символом эпохи и ее возможностей. Для многих щукинская экспозиция приоткрыла окно в Париж — единственный шанс ознакомиться с актуальным западным искусством.
Вдохновленные опытом европейских модернистов, русские художники принялись творить нечто еще более удивительное. Обладавший явным визионерским даром, Щукин инвестировал не в отдельные полотна, но в символический капитал родной страны, предлагал ей артефакты роста. Мало того что его коллекция обогатила наши крупнейшие музеи, прежде всего Пушкинский и Эрмитаж, так еще и воспитала несколько поколений выдающихся творцов.