На роспуск Думской
История российской коктейльной культуры
В марте 2023 года в Санкт-Петербурге закрыли бары на Думской — самой пьяной улице города, а возможно, и страны. Она стала последним прибежищем той бесшабашной коктейльной культуры, что появилась в середине 2000-х. Алексей Синяков узнал, как она пришла в Россию, вместе с каким коктейлем попала в Санкт-Петербург и во что превратилась в Москве.
Миксы из хозмага и коктейли из Юрмалы
В конце 1980-х будущий ресторатор Вячеслав Ланкин отслужил в ВДВ и переехал из Набережных Челнов в Москву. Шла горбачевская антиалкогольная кампания, поэтому он пил практически всё, что можно поджечь. Многие алкогольные напитки тех лет готовились из бытовой химии и напоминали маргинальные коктейли из поэмы «Москва — Петушки».
В 1991 году Ланкин стал сотрудником «Лаки бара» на Остоженке, где работали двое выходцев из Латвии: Юрий Силов и Рубен Погосян.
Силов и Погосян были одними из тех, кто начал создавать коктейльную культуру в Москве. Оба много лет работали в барах «Парус» и «Юрмала» — единственных заведениях в Латвийской ССР, где были разработаны собственные коктейльные карты. Оба были учениками Карла Билдерса — 80-летнего латвийского кока, который ходил на кораблях за границу, окончил королевские курсы барменов в Англии и передавал Силову и Погосяну свои знания, пока его корабли стояли в порту на ремонте.
«Рубен и Юрий стали моими учителями, — вспоминает Вячеслав Ланкин. — Они умели делать довольно сложные коктейли. Вместе с ними я готовил в баре “Маргариту” на основе текилы и “Белую леди” на основе джина. В 1993 году эти коктейли были для Москвы большой редкостью, если не исключением, они стоили больших денег».
После денежной реформы 1991 года, когда российское правительство перестало контролировать цены, а в стране началась гиперинфляция, «Лаки бар» перешел с расчета в рублях на дойчмарки. На небольшом обрывке картона в баре обновлялся курс марок, который его сотрудники считали для себя приемлемым. «Сколько стоила у нас “Маргарита”, не помню, — признается Ланкин. — Коробка конфет продавалась за 25 марок. В начале 1993 года на эти деньги можно было купить женские сапоги. При этом клиенты у нас все равно были. Некоторые пили в том числе коктейли. Ежедневно к нам приезжала на “восьмерке” компания коммерсантов, которая торговала шубами на Лужнецком рынке и зарабатывала на этом огромные деньги, которые вечером пропивала у нас».
Первый московский лонг-айленд
«Главной чертой коктейлей 1990-х была простота, — рассказывает основатель бара “Петров и Васечка” и рюмочной “Комната отдыха”, ресторатор Андрей Петров. — Большинство барменов тогда делали миксы всего из двух составляющих. Чаще всего смешивали вермут или амаретто с апельсиновым соком, либо ром или виски — с колой. На что-то большее в России тогда мало кто был способен».
Импортный алкоголь уже продавался в России, но смешивать его почти никто не умел, подтверждает Вячеслав Ланкин, который как раз тогда всерьез заинтересовался коктейлями, следил за барной жизнью Москвы и думал, как открыть свое заведение.
В 1995 году, после работы с мастерами коктейлей из Латвии, Ланкин основал с друзьями первый тики-бар в Москве под названием «Какаду» — заведение в полинезийском стиле с преобладанием в меню коктейлей на роме. Слова «тики-бар» при Борисе Ельцине в России еще никто не знал, поэтому «Какаду» именовался просто «тропическим баром», поясняет ресторатор. Именно в этом баре впервые в столице появились более сложные, чем «Маргарита», коктейли, которые станут хитами до конца нулевых.
«Никаких книг на русском языке для барменов не было, — вспоминает Ланкин. — Где находить новые рецепты, тогда никто не знал, а у самих барменов получалось смешивать в большинстве случаев очень плохо. Однако в 1995 году в США издали справочник с рецептами коктейлей. Каким-то чудом он попал ко мне в руки.
В нем был приведен рецепт коктейля “Лонг-Айленд”: ром, текила, джин, куантро, лимонный сок и кола. И я подумал: ничего себе! Очень много ингредиентов. Это было очень круто — ничего подобного в Москве еще никто не делал. Мы готовили “Лонг-Айленд” в “Какаду” и подавали в обычных пивных кружках, то есть сразу наливали гостям по пол-литра. Еще мы готовили коктейль в ананасе — вырезали из него сердцевину и заливали его чем-то похожим на “Пина коладу”. Эти миксы тогда у нас покупали, но коктейли все равно не были главным напитком в столичных барах. А было примерно так: к нам приходили гости и говорили: “Принесите нам эту фигню с ананасом и бутылку водки, пожалуйста». Коктейль был украшением стола, но не главным напитком».
Эффект Friday’s
Будущий ресторатор Дмитрий Левицкий до 21 года не знал, что кроме водки и пива можно пить что-то еще. «Именно эти напитки тогда и сопровождали застолье большинства россиян, — вспоминает Дмитрий Левицкий. — Самый популярный коктейль, который они самостоятельно делали, состоял из водки и пива».
В 1998 году Левицкий устроился работать барменом в T.G.I Friday’s — международную сеть ресторанов, которая тогда только начала открывать первые точки в Москве. Там он узнал, что кроме водки существуют другие крепкие напитки и что на их основе можно создавать более сложные, чем у привычного «ерша», сочетания вкусов.
Ресторан Friday’s предлагал гостям все самые известные в западном мире коктейли: «Негрони», «Манхэттен», «Текилу санрайз», «Космополитен» и другие. Тогда их заказывали в основном иностранцы. Смешивание коктейлей в ресторане было поставлено на поток, как приготовление бургеров в «Макдоналдсе». В них не было авторского почерка, но все напитки готовились по строгим рецептам, с точным описанием граммовки ингредиентов и действиями, которые должен совершить бармен — так что качество всегда оставалось одинаковым.
Friday’s был сетевым заведением и поэтому растиражировал коктейли в Москве, сделав им большую рекламу, вспоминает Вячеслав Ланкин. «Бармены, которые прошли через него, стали разносить культуру коктейлей дальше — по другим ресторанам», — добавляет Дмитрий Левицкий.
Ланкин и коктейльный угар
В 1999 году в России на кассетах вышел очередной фильм о приключениях Джеймса Бонда — «Золотой глаз». В одной из сцен коллега Бонда пила через трубочку коктейль со льдом, джином, лаймом и мятой.
«Это был мохито, — вспоминает Вячеслав Ланкин. — Большинство россиян узнали о нем из этого фильма. Тогда же коктейль стал появляться в московских барах, а люди, посмотревшие “Бонда”, стали часто спрашивать его у барменов. Кроме него тогда пили простые миксы вроде рома с колой, шот “Б-52”, появившийся примерно в 1995 году, и “Лонг-Айленд”».
«Лонг-Айленд» оставался самым популярным коктейлем для вечеринок почти до конца нулевых. Эта легкая на вкус и убийственная по эффекту смесь на основе крепких ингредиентов была самым продаваемым коктейлем в Real McCoy — клубе, который Ланкин открыл с компаньонами в 2003 году в высотке у метро «Баррикадная». У популярности «Лонг-Айленда» было несколько причин: он сравнительно недорого стоил, подавался в объеме, близком к пивной кружке, и оттенял крепкий алкоголь освежающими цитрусами. Три-четыре бокала этого коктейля были способны уложить даже самого крепкого посетителя Real McCoy на диван. «Лонг-Айленд» идеально подходил для того, чтобы выпить, потанцевать, снова выпить, уснуть, а затем проснуться и выпить опять — именно такой отдых и любила московская публика начала нулевых.