Снаружи всех измерений: почему Егор Летов — великий
По просьбе Esquire Ярослав Забалуев исследует феномен Егора Летова и пытается понять, что главный панк русской музыки делал снаружи всех измерений.
Черные (иногда синие) буквы «гроб» на серых бетонных заборах девяностых — воспоминание, которое из памяти запросто не сотрешь. Встречались они вряд ли реже популярного в те годы заклинания «Банду Ельцина под суд», но впечатление производили, пожалуй, посильнее. В российских школах еще временами попадались щиты, расшифровывавшие эту аббревиатуру — «Гражданская оборона», — однако ясности они не добавляли. В эпоху, когда на стенах и заборах писали очень много разного, эти четыре буквы были, безусловно, самыми загадочными и странным образом притягательными — особенно для тех, кто (как автор) долгое время понятия не имел, что же они все- таки означают.
Ясность наступала постепенно. Вот какие-то немытые люди в переходах и на улицах поют «Все идет по плану», а вот практически иконический очкарик на обложке «Красного альбома». Песни, записанные там или на оформленных психоделическими коллажами альбомах «Коммунизма» и группы «Егор и [обалдевшие]», на неокрепший ум производили эффект по-настоящему психотропный и так или иначе делили существование на «до» и «после». Летов умер 12 лет назад, но даже сейчас детали этой головоломки никак не складываются в хоть какое-то внятное единое целое. При этом между ее частями гудит электрическое напряжение такой силы, что и сегодня способно всерьез поразить людей любого пола, возраста и вероисповедания. Случаются вещи по-настоящему парадоксальные: вспомним, например, как Олег Кашин во время интервью включал запись поздней летовской песни «Приказ No227» Никите Михалкову.
Если подходить к поиску объяснения всего этого с позиций элементарного искусствоведения, то ответы можно попытаться найти в основных вехах летовской биографии. Главная в этом смысле — принудительный курс нейролептиков, пройденный в юности. Тогда Летов чуть не ослеп и, по его собственным словам, понял, что бояться уже нечего. Эпизод, что и говорить, яркий, из него так и хочется вывести и стоицизм, и парадоксальность сознания, и всю прочую «завтрашнюю психоделию» (именно так — «Психоделия Tomorrow» — назывался один из инструментальных летовских альбомов девяностых). Ведь и правда часто бывает так, что самый очевидный ответ оказывается верным, но не в данном