Секс на природе
Алексей Алексенко продолжает цикл публикаций «Зачем живые любят друг друга» — о загадках размножения и других парадоксах современной биологии. В седьмой части речь пойдет о прелестях секса на заросшем берегу
Глава седьмая, в которой рассмотрены особенности секса на лоне природы
Вот, например, такой вопрос: есть ли где-нибудь инопланетяне, похожие на нас? Вопрос вроде бы совсем уж дурацкий, однако в прошлом веке его обсуждали два очень уважаемых биолога. Первого звали Стивен Джей Гулд. По научной специализации его можно назвать палеонтологом, однако часто его величают «историком науки» (видимо, по причине его огромной эрудиции) или даже «популяризатором» — за способность задавать вот такие дурацкие вопросы про инопланетян или придумывать для сложнейших биологических концепций такие метафоры, которые способен понять каждый неуч. На русский язык Гулда почти не переводили, а теперь, через 20 лет после его безвременной смерти, наверное, заниматься этим уже поздновато, но кто знает, сколько дремучих глупостей не произнесли бы отечественные профессора-биологи на своих лекциях, если бы вовремя прочли Гулда.
В 1989 году Гулд выпустил книгу «Удивительная жизнь», вполне научно-популярную, где среди прочего задал себе, коллегам и читателям вопрос: что будет, если проиграть всю историю жизни на Земле еще раз? Повторится ли все точно так же, а если нет, то что изменится? Появится ли снова разум в линии билатеральтных вторичноротых плацентарных эуархонтоглиров, как у нас, или он засияет на какой-то другой ветке эволюционного дерева? Ответ Гулда состоял в том, что повторить ничего не получится: при всех закономерностях слишком много было на этом пути случайных развилок и перепутий.
С Гулдом поспорил другой маститый биолог, ныне здравствующий Саймон Конвей-Моррис, утверждавший — в частности, в другой замечательной книге, «Горнило творения», — что пути эволюции повторятся, поскольку у каждой проблемы, с которой сталкиваются живые существа, есть лишь ограниченное число решений, и решения эти будут неизбежно появляться снова и снова. Так, проблема полета в ходе эволюции была решена минимум трижды (у насекомых, птиц и рукокрылых млекопитающих), и решение — крыло — было примерно одинаковым. Это называется «конвергенцией».
Ответ Конвей-Морриса, сам по себе вполне научный, хорошо ложится в стройную конструкцию, где есть место божественной мудрости и предопределению, стоящим за всей нашей историей. Дело в том, что просто Конвей-Моррис верит в Бога, и Бог ему в этом судья. Мы-то уж точно не станем ввязываться в теологические дискуссии, нам здесь интересно другое: вот, к примеру, секс. Возник бы он еще раз при повторном проигрывании этой пьесы или его появлением мы обязаны какой-то случайности?
Ответ на этот вопрос связан с тем самым «объяснением» полового размножения, которое мы тут пытались найти. Если секс нужен для того, чтобы бороться с мутационным грузом и препятствовать генетическому вырождению, — вполне вероятно, что он универсален. Жизнь, в какой бы звездной системе она ни возникла, должна быть основана на самокопировании несовершенных репликаторов, а при таком копировании возникают ошибки, а ошибки надо держать в узде. Модели популяционной генетики, как правило, строятся на самых общих предположениях и никак не учитывают милые частности нашей земной жизни.