Садовником пригодился
Петербургский художник разбил «Сад-1630» во Vladey
Выставка Коли Садовника «Сад-1630» открылась 21 октября. Перед вернисажем автор провел экскурсию по экспозиции для Weekend и поделился своими размышлениями о руинирующем времени, самокатящемся колесе Ницше, инвентаризации настоящего, а также познакомил с Иваном Петровичем, Лукой и Гришенькой.
Давайте прямо с порога. Где мы?
На моей выставке — на выставке Коли Садовника, которая называется «Сад-1630», в пространстве VLADEY Space.
Про название, а заодно и про свой псевдоним, немного расскажете?
В названии сразу много всего. С одной стороны, меня интересует тема контроля, учета всего, что нас окружает. И «1630» в этом смысле — инвентарный номер. Скульптуры на выставке тоже имеют в названии инвентарный номер. А с другой стороны, тут очевидна отсылка к стихотворению Вячеслава Куприянова «Отчет об ангеле», который был пойман, а потом «растаял в небе в шестнадцать тридцать».
Откуда ваш псевдоним? И где он, тот сад, который вы возделываете?
Садовником первоначально меня прозвали из-за наименования станции «Садовая» в Петербурге, где я часто бывал. Ну а потом, конечно, уже возник метафизический подтекст и появились мысли о саде. О том, который внутри, и с передачей этого вовне. Такая вот связь метафизики и физики.
Коля Садовник — петербургский художник с музыкальным и инженерным образованием, выпускник курса живописи Сергея Браткова в Школе Родченко. В своей практике он исследует трансцендентные и метафизические темы через живопись и скульптуру, формируя уникальный мифологический язык и визуальные образы.
На вашей прошлой выставке «Качалково» примерно два года назад вы впечатлили всех тем, что вместо холста использовали старые рекламные баннеры. А теперь скульптура. Как так вышло?
Переключение на скульптуру — это вовсе не бегство от живописи. Но я давно думал о том, чтобы выйти за плоскость холста: либо поработать с инсталляциями, либо найти какие-то объекты и их переосмысливать.
И вот я обнаружил материал — газобетон, который мне напомнил одновременно и вулканический туф в каппадокийских пещерах, где прятались от гонений первые христиане, и что-то из арте повера, итальянского течения конца 1960-х. При этом газобетон как строительный материал сегодня используется много где в промышленности.
Но я хотел с ним поработать совсем архаично-классически, без использования электроинструментов, с помощью стамески и молотка. Потому что только так энергия от тебя, твоя физиология, передается материалу. И я это в полной мере ощутил. Мне порой хотелось грызть плиты зубами.
Вы про вот эти плиты, испещренные надписями?
И про них тоже. На этих плакетках — цитаты из моих любимых поэтов: строчки, строфы. Но написаны они латинскими буквами, через транслитерацию. Формально тексты выглядят как латынь, но это читаемо для носителей русского. Аспектов тут много. С одной стороны, я апеллирую к такому виду классического наследия, как римские плиты. Также отчасти тут выражено мое стремление увековечить любимых поэтов — Владимира Бурича, Карена Джангирова, Вячеслава Куприянова, наших знаменитых адептов свободного русского стиха. Но и не только. Меня в поэзии очень интересует работа внутреннего голоса. Вот, к примеру, возникает в голове какая-то строчка, и она может звучать внутри как мантра — повторяться, повторяться, повторяться. И на некоторых плитах какая-то строчка у меня тоже будто бы бесконечно повторяется — потому что форма разломанной плиты намекает нам, что мы никогда не сможем понять, насколько она была большой, какова кратность повторений текста. Возникает такая иллюзия мантровости, медитативности.
Скульптуры, которые тут высятся по кругу, будто тоже медитируют?
Да, формальное расположение объектов таково, будто мы находимся в круге. Круг, как правило, в нашем восприятии связан с ритуальными вещами. Хотя и с природными тоже. Вот, например, вы знаете, что зайцы на лесных полянах бегают по кругу. Я это сам наблюдал рядом с перевалом Дятлова. Там есть огромные заячьи поляны. Так что у круга магический, где-то сакральный характер.