Актуально / Социология
Новая буржуазия
Чего хотят молодые люди, которые выходят на митинги
Политологи Высшей школы экономики изучают политическое поведение и протестную активность молодежи. Они проводили исследование взглядов студентов, принимавших участие в митингах в 2011-2012 годов, фокус-группы с молодежью после митинга 26 марта 2017 года, анкетировали участников митинга против реновации в мае. О результатах исследований «РР» поговорил с политологом Валерией Касамара, которая руководит Лабораторией политических исследований Высшей школы экономики
Как давно вы проводите опросы на митингах?
Мы специализируемся вообще-то на молодежи, а не на митингах. У нас было два опыта работы на митингах. Это 2011-2012 год, когда мы проводили интервью с молодежью, и не только в Москве. И, соответственно, митинг против реновации. Сам по себе митинг не является предметом нашего изучения, но иногда попадает в поле внимания. Сравнив данные, которые мы получили в 2011-2012 году, и те, что получаем сейчас, я не могу сказать, что молодежь в своем целеполагании сильно изменилась. Тогда мы выявили фактически три группы молодых людей, выходящих на митинг. Сейчас – те же самые три группы.
Что это за группы?
Первая – молодые люди, для которых побывать на митинге – новый социальный опыт, которого в их жизни не было. Что тогда, что сейчас – для молодых людей это первые протестные выступления. Они проговаривают одно и то же.
Вторая группа – это те, кто действительно имеет устоявшиеся политические взгляды и участие в митинге – это их политическая позиция. А третьи – это те, кому просто нравится большая тусовка и они ходят на митинг, чтобы сделать фотографию в Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена). Это способ их собственного продвижения.
Раскрутка себя в социальных сетях?
Да, в том числе. Ты фотографируешься, собираешь лайки, рассказываешь, какой ты крутой, где ты был, то есть это опять же расширение твоих возможностей. Такая вот большая тусовка. Особенно наглядно это было в начале 2012 года, ребята ходили и на Поклонную гору, и на Сахарова, им очень нравилось, что тут же они могут увидеть живую Ксению Собчак, люди из телевизора из онлайна выходят в оффлайн. Чувство сопричастности к медийным персонам в 2012-м году очень ярко ощущалось.
Какого они возраста?
Начиная с 16 лет и до 20. Сейчас у нас новые 16-летние. У них нет опыта 2012 года, они вышли посмотреть, что это такое. Это не демонстрация с флагами 4 ноября, когда все можно и все понятно. Здесь есть некий адреналин, непредсказуемость: как это будет? Причем к этой группе относятся как сторонники Навального, так и противники Навального – им все равно, они хотят прийти и посмотреть.
После 26 марта все стали говорить, что протест сильно помолодел. А вы с этим согласны?
У меня ощущение, что митинг 26 марта фактически раскрутили СМИ. Парни на фонарях – это красиво. Но здесь срабатывает вот что: если центральные каналы этого не показали, то нас «как будто бы нету», значит, мы будем из чувства внутреннего протеста доказывать, что мы есть, и снова выходить на улицу. С каждым разом их может быть все больше и больше. И если начнутся какие-то запретительные меры, они это тоже подтолкнут. Не потому, что им нравится Навальный, а просто из чувства молодежного сопротивления, нигилизма, желания доказать, что «мы есть», и вообще показать себя. По сравнению с предыдущим поколением молодых людей, у них демонстративное поведение выражено ярче. А с другой стороны, они проговаривают, что «у нас есть права», «мы хотим, чтобы нас уважали». У них чувство самоуважения развито, мне кажется, больше, чем у родителей.
А что следует из того, что этому поколению свойственно более демонстративное поведение? Как будет развиваться общественная жизнь?
Прогнозировать тяжело. Когда недавно мы провели большое исследование, опросив 6 тысяч студентов, у меня было ощущение, что мы выявили новое поколение. Что это такая «новая буржуазия». То есть это люди, которые хотят жить комфортно, которые, с одной стороны, жаждут этого комфорта и хотят, чтобы государство этот комфорт обеспечивало, при этом не готовы чем бы то ни было жертвовать. То есть они могут говорить «мы хотим быть полезны стране» - но какой-то самоотдачи, каких-то очень сильных инвестиций – этого тоже нет. Для них очень значима самореализация, то есть им хочется хорошей, спокойной жизни, когда у них все есть, когда им интересно, когда они могут интересно работать, когда они могут любить, дружить – но при этом не сильно вкалывая и не рвать подметки. Представить, что они массово пойдут на баррикады, я, честно говоря, не могу. Хотя бы потому, что они будут во главу угла ставить свой комфорт. И поскольку они люди прагматичные, то каждый раз будет возникать вопрос, условно говоря, «что мне за это будет», «что я с этого получу»? Протесты 2011-2012 годов исчерпали себя психологически. Молодые люди, которые вышли на улицу, думали: «нас так много на этой улице, что нас услышат, и сейчас жизнь резко изменится». И когда этого не произошло, у них наступило выгорание: «мы вот тут вот, а ничего не меняется!» У них не было установки на то, что любые социальные изменения – это длительный процесс, который требует не просто выходить на улицу, но и еще что-то еще делать.
И что, никто из них не стал ничего делать?
Ну посмотрите даже сейчас, если митинг приходится на время сессии, то понятно, что молодежь будет, скорее, занята сессией, чем этим митингом!
А как бы вы хотели? Как преподаватель в том числе.
Я бы хотела, чтобы они были ответственными гражданами. Потому что бунтарство – это классическая, хрестоматийная черта студента, француза, Сорбонна, 1968-й, вот мы вот бунтари! Но мне хочется, чтобы эти бунтари были через черточку – интеллектуалы, и еще чтобы они были активными гражданами, ответственными гражданами. В структуре их мотивации выхода очень много примесей. Но мало просто выйти, если уж ты говоришь про какие-то изменения. Если уж ты себя позиционируешь как активный гражданин, я могу тебя спросить: а ты в какой-нибудь НКО-шке участвуешь? Или ты исчерпываешь себя только тем, что ты вышел, с уточкой походил? Когда человек готов выйти публично выразить свою позицию – это тоже хорошо. Самый тупиковый путь – это рассуждение о будущем России с пивом на диване. Но я за то, чтобы это была не просто оголтелая революционность, а взвешенный подход: что еще я готов сделать, чтобы высказать свою позицию?
Владимир Андреев / URA.RU / ТАСС
Когда вы говорите о потребительском поведении, в этом есть какая-то оценочность? Это хорошо или плохо?
Когда я говорила о потребительском поведении предыдущей молодежи, до 2014 года, я понимала, что они «еще не наелись». Их молодые родители, у которых по-разному сложились 90-е годы, компенсируют то, чего им не хватало в юности. Больше гаджетов, больше путешествий. Сейчас они хотят стабильного достатка. У них такая формулировка: «чтобы моя семья ни в чем не нуждалась». То есть не имеются в виду дворцы, «Бентли», что-то еще. Тут такой комплекс: медицина, решение социальных вопросов, возможность отдохнуть, купить все, что тебе по жизни необходимо. Более того, они очень часто проговаривают, что излишнее богатство – это лишний напряг.
Это тоже прагматизм?
Нет, это они жалеют себя. Они не хотят работать 24 часа в сутки, они хотят, чтобы у них хорошо шла карьера, но при этом чтобы они могли совмещать личную, семейную и всякую другую жизнь. Они не отдают себе отчета, что это требует каких-то жертв. Но у меня ощущение, что они зачастую готовы сбить свой запрос, нежели вытянуться и идти на максимуме своих возможностей.
Но когда они выходят на митинг и говорят: «Так больше жить нельзя», что имеют в виду?
Давайте говорить по-честному. У нас массовые митинги проходят не по всей стране. Город Москва – это крупнейший и богатейший субъект Российской Федерации. Те ребята, которые выходят на митинг, их материальное положение – средний класс. Это человек, которому социальный статус позволяет не задумываться о том, что он будет есть завтра, а который готов от материальных ценностей перейти к постматериальным.
Ну так когда будет поколение, которое сможет изменить страну?
Мне кажется, это не нынешние студенты. После развала Советского Союза коллеги из «Левада-центра» писали, что требуется жизнь одного поколения, которое не знает Советского Союза. Сейчас это поколение уже выросло, и мы видим второе, которое сосредоточено на себе. Мне почему-то кажется, что их дети – это будут те люди, которые уже совсем забудут, что было до 1991 года, наиграются в гаджеты, наедятся, посмотрят более-менее мир. Которое будет рождено родителями, не знавшими больших социальных перемен. Вот тогда.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl