Драма с собачкой

Берег турецкий дарит своим гостям море эмоций. Но только убеждённой гедонистке и авантюристке Ксении Соколовой достаются самые детективные из них. На этот раз она скрывается от правосудия на пляжах и рынках портового городка, а также выкрадывает, а потом и выкупает бездомных собак по цене арабских скакунов

Есть одно место на земле, где мне поставят памятник. Не знаю почему, но я уверена, что так будет. Я вижу это монументальное сооружение воочию: женская фигура в шляпе и развевающемся на ветру платье и две лохматые собаки, бегущие вдоль моря за ней.

Место называется Гёджек. Это маленькая деревня на Эгейском побережье в Турции. Название хорошо знают яхтсмены со всего света: Гёджек представляет собой небольшую бухту, защищённую с моря девятью островами. Такое удачное расположение гарантирует отсутствие сильных ветров и штормов. Поэтому деревенька состоит фактически из одной улицы и десяти марин — оборудованных стоянок для яхт.

Я впервые попала в Гёджек семь лет назад. Мы с друзьями шли на лодке от острова Родос вдоль живописных берегов Эгейского моря, когда капитан обнаружил небольшую неисправность в моторе. Для её устранения мы зашли в порт Гёджек. Место показалось мне милым: сосны, розы-олеандры и статус заповедника, исключающий постройку зданий выше двух этажей. Поэтому никаких признаков массовой туристической индустрии. Одни лодки, острова, пара неплохих ресторанов и мастерские по пошиву парусов. Нашей яхте быстро отладили мотор, и мы отправились дальше бороздить просторы. В этом месте я временно отстраняюсь от повествования, ибо вступает античный хор. Та-да-да-дамс.

Не прошло и полгода с той яхтенной проходки, как я оказалась в глухой турецкой деревне Гёджек безо всякой яхты, с одним чемоданом и единственной, хотя и очень красивой шляпой, в роли… беженца от правосудия. О причинах этих событий можно было бы сочинить плутовской роман, но сейчас у нас другая художественная задача. Всё происходило как в дамском кино про сбежавшую от столичных проблем на дикие острова загадочную леди: в очках и шляпе я зашла в агентство недвижимости на единственной деревенской улице и за пять минут арендовала дом на год. И пока взбесившиеся государственные органы пытались нащупать моё местонахождение на глобусе, лежала в шезлонге у бассейна под соснами, болтала ногами и читала единственную имевшуюся в доме книжку на английском языке. Книжка подробно рассказывала историю селения, куда меня принёс прихотливый порыв ветра судьбы.

Я, разумеется, знала, что пребываю среди сонных, словно заворожённых, земель и вод античной Греции. Никаких памятников — ни разбитых горшков, ни ликийских гробниц — в нашей бестуристической деревне, к счастью, не было. Но было ощущение, как всегда у меня случается в древних, до предела насыщенных за тысячи лет людскими вещами и событиями местах, что я, словно свернувшись калачиком, сплю среди звёзд на немыслимых перинах лет, и в голове моей бродят по морям корабли, по небесам — светила, а по пескам — солдаты древних армий. Кое-что из той волшебной книжки имело ко мне непосредственное отношение. Эгейское побережье, на котором я в 2018 году смотрела свои сны, в новейшей истории окончательно стало турецким после Первой мировой войны. А в 1920-е в результате так называемого обмена населением между Грецией и Турцией отсюда ушли все до единого греки. Ушли в буквальном смысле: бросили дома, погрузили имущество в повозки и пошли в направлении Понта — Чёрного моря. Среди тех несчастных была и семья моей греческой бабушки, мамы отца. Я знала эту часть семейной истории смутно и уж точно никак ею не руководствовалась, выбирая место для собственного изгнания. Место само выбрало меня: в древнегреческой картине мира все случайности подчинены строгой необходимости. Убежав от одной родины, я, сама того не ведая, попала на землю другой. В дело вмешались внеземные сущности — поневоле приходилось это признать, наблюдая изящество комбинаций. Как бы то ни было, после невероятного темпа Москвы, после журналистики и светской жизни, я вдруг в одночасье превратилась в турецкую дачницу, просыпающуюся в пять утра от истошных криков петуха и муллы.

Суровые будни изгнания проходили тем не менее в комфорте и беспечности: боги были ко мне благосклонны. Каждое утро я шла на море и подолгу плавала в изумительно голубой и прозрачной эгейской воде. По дороге домой заходила за фигами, красными апельсинами и булочками в лавку, где владелец-турок неизменно пытался меня обсчитать. Это очень забавно, но турки — в целом неплохие ребята — постоянно норовили обмануть глупую иностранку на всём, что касалось любых денежных сумм. Я — москвичка — обман, как правило, просекала и хотя и редко, но начинала злиться. А если злилась, то немедленно вспоминала про своё греческое происхождение и про то, что усатые люди, норовящие недодать мне лир в овощной лавке, где по радио играет сиртаки, вообще-то выгнали отсюда мою семью. Пару минут я предавалась праведному гневу, но затем разум заходил в тупик: надо было либо почувствовать искреннюю ненависть грека к туркам и свалить, либо включить космополитизм и благодушие. Конфликтов в моей жизни было достаточно, так что я выбрала второе. Я ласково, но твёрдо забирала деньги из рук очередного Синана или Реджепа, норовящих продать мне втридорога сельдерей или яхту, улыбалась, махала шляпой и в целом сама облапошивала незадачливых любителей наживы.

А теперь, дорогие читатели, когда вы поняли масштабы моей жизненной катастрофы, мы выгоним со сцены трагический античный хор и перейдём к сути этой заметки. Я расскажу о своей самой любимой и самой идиотской турецкой сделке. Именно за неё — как я глубоко убеждена — турки обязаны возвести мне памятник в центре эгейской деревни Гёджек.

Дело было так.

Однажды поздним вечером мы с гостями шли на ужин. Стояли уже перед входом в ресторан, как вдруг откуда ни возьмись, словно из самих синих сумерек, соткался щенок. Вид малыш имел очаровательный: рыжевато-пепельная шёрстка, длинные уши, нескладные щенячьи лапы и круглые добрейшие глаза, так и светящиеся в темноте. Мои подружки тут же присели на корточки чесать найдёнышу пузико и всячески над ним гугукать, а я огляделась в поисках хозяев. Щенок выглядел вполне ухоженным. Возможно, убежал с одной из пришвартованных лодок, такое бывает. Я попросила оповестить администрацию марины, чтобы поискали владельцев. И заодно присмотрели за малышом, пока не найдутся хозяева. В том, что они есть, я была уверена.