Роман о мечтах и обо всем, что встречается на пути. Фрагмент книги Аудур Авы Олафсдоттир «Мисс Исландия»
В издательстве Polyandria NoAge выходит роман Аудуры Авы Олафсдоттир «Мисс Исландия» в переводе Татьяны Шенявской. Молодая девушка Гекла мечтает писать стихи, но на дворе 1963 год и дело происходит во все еще консервативной Исландии, где поэзия — мужское занятие с тысячелетней традицией. Она решает попытать счастья в столице и отправляется к своему другу в Рейкьявик. Гекле предстоит выдержать много испытаний и разочароваться во всем, кроме своего призвания, прежде чем увидеть надежду и перспективу. Это прекрасный роман, от которого получаешь гораздо больше, чем ожидаешь на первый взгляд, — о преданности литературе, борьбе за счастье и эмансипации — с удивительной фактурой Исландии на пороге перемен. Esquire публикует три фрагмента первой главы.
Поэты — мужчины
За автобусом в Рейкьявик стоит пыль столбом, колея петляет, поворот за поворотом, в заляпанные окна уже почти ничего не видно, а вскоре места, где разворачивались события «Саги о людях из Лососьей Долины», и вовсе канут в грязь.
На подъемах и спусках скрипит рычаг переключения передач, у меня такое подозрение, что наш автобус совсем без тормозов, лобовое стекло треснуло поперек, но водителя, похоже, это не беспокоит. Машин на дороге мало, встречные попадаются редко, и наш водитель приветствует их гудком. Поравнявшись с грейдером, автобус вынужден съехать на обочину. Дорожные работы по местным меркам — большое событие, и водители, пользуясь случаем, опускают стекла, высовываются из окон и долго обсуждают.
— Спасибо еще, что мост не потеряли, — раздается голос водителя.
Однако я в далеком Дублине, на двадцать третьей странице романа «Улисс». Посылала запрос в столичный магазин, чтобы книжка по-английски была размером с «Сагу о Ньяле» и чтобы доставили по почте.
— Is it French you are talking, sir?— the old woman said to Haines.
Haines spoke to her again a longer speech, confi dently.
— Irish, Buck Mulligan said. Is there Gaelic on you?
— I thought it wasIrish, she said, by the sound of it1.
Чтение продвигается медленно как из-за тряски в автобусе, так и потому, что английского почти не знаю. И хотя на соседнем сиденье лежит открытый словарь, язык труднее, чем мне представлялось.
Я вглядываюсь в окно. Ведь на этом хуторе жила поэтесса? И разве не эта бурная мутно-серая река, полная ила и песка, журчала в ее жилах? Рассказывали, что, когда она слагала стихи о любви и печальной доле своих земляков, ее занимало лишь то, как превратить окрас овец в цвета заката на Брейда-фьорде, а коровы оставались недоенными. Но не было греха больше, чем забыть опустошить наполненное вымя. Приходя в гости к соседям, она засиживалась допоздна, либо читала стихи, либо молчала часами, макая в кофе кусочек сахара. Говорили также, что, сочиняя, она слышала струнный оркестр, что будила детей, брала их на руки и выносила во двор, чтобы показать, как по черному небу разливается волнами северное сияние, а временами сидела, закрывшись в спальне и натянув на голову одеяло. В ней было столько тоски, что одним погожим весенним вечером она скрылась в серебристо-сером омуте. Ее нашли возле моста, запутавшуюся в сетях. Обескрыленного поэта вытащили на берег в промокшей юбке и в чулках со спущенными петлями, со вздувшимся от воды животом.