Предопределен ли конец эпохе Александра Лукашенко
В Белоруссии льется кровь — возможно, та, что не пролилась 30 лет назад. Происходящее в Минске и других белорусских городах напоминает о том, что иные революции иногда длятся гораздо дольше, чем кажется
Александр Лукашенко столько лет балансировал между Европой и Россией — с некоторых пор пытаясь найти еще и третью точку для балансировки в Китае, — ни к кому не приближаясь, но ни от кого и не удаляясь, что в конечном итоге Белоруссия оказалась в уникальном положении страны, не имеющей толком ни друзей, ни врагов.
Возможно, идея создания герметичной (в политическом смысле — железный занавес на границах белорусский президент все же не опускал) страны задумывалась только для того, чтобы сохранить ее в безопасности в качестве своего рода «спорной территории». Наподобие Андорры, которая существует лишь потому, что когда-то ее так и не смогли поделить между собой Испания и Франция.
Полем настоящего раздора Белоруссия так и не стала. Возможно, и потому, что Лукашенко так старательно изображал, что в Белоруссии нет ничего интересного, за что стоило бы воевать, что всех в этом убедил. Зато теперь, благодаря его политике, она стала местом чистого эксперимента. Созданы практически лабораторные условия для наблюдения за естественным концом диктатуры.
В том, что все происходящее вполне естественно, усомниться трудно. В таком герметичном государстве непросто вообразить традиционную «руку Госдепа», что, конечно, создает определенные трудности для российской пропаганды, и версия о «руке Москвы», как бы ни настаивал Минск, тоже выглядит сомнительно. Хотя бы потому, что неясно, зачем Москве вообще это может быть сейчас нужно, да и casus belli отсутствует. Аресты и избиения российских активистов и журналистов таковым быть не могут, потому что на них Кремлю глубоко плевать. Там уж скорее порадуются.
В том, что это конец диктатуры, тоже вроде бы не принято сомневаться. Даже если Александр Лукашенко утопит бунт в крови, говорят свободолюбивые граждане, легитимность режима окажется под большим вопросом, да и сам Лукашенко будет чувствовать себя до конца дней (президентских или житейских — это, кажется, одно и то же) неуютно и страшно. Дальше-то все равно будет больше.