Сказка – это будущее
Главный редактор «Правил жизни» Трифон Бебутов собрал создателей успешных киносказок, чтобы поговорить с ними об эскапизме, о будущем и о разнице между личной и общественной моралью.
Трифон: Начнем с главного вопроса: что такое детское кино? Что такое детский контент, можно ли четко это определить? Сказочное кино – это контент в первую очередь для детей или это все-таки семейный контент? Или вообще контент для всех?
Илья: Хороший вопрос, потому что это ведь не дети решают, что им смотреть. Решают родители. Так что это больше такая семейная история, наверное.
Михаил: Мне кажется, что хорошая сказка всегда обращается к чему-то детскому, в том числе и в душе взрослого человека. Хорошая сказка проста и за счет этой своей простоты универсальна.
Илья: Я с сыном пошел на премьеру фильма «Огниво». Сыну шесть лет. Мы пришли, сели, вышел режиссер, группа, представили фильм. И дальше мы оба смотрели не отрываясь. Разница между нами 34 года. Он хихикал над одним, мы вместе хихикали над другим, третьему я удивлялся. Но без ребенка как-то… Ты же на «Чебурашку» все равно идешь с детьми.
Александр: И без детей тоже идешь, судя по количеству людей, которые ходили на «Чебурашку». Дело в том, что все взрослые – это бывшие дети.
Михаил: Я бы сказал, что не обязательно бывшие.
Игорь: Исторически же не было этого разделения на детский и недетский контент. Были крутые истории. Вот мифы – ну это просто круто написано. Ты их читаешь и не думаешь о своем возрасте. Другой вопрос – а почему сказок в последнее время стало так много?
Трифон: А это как раз повод нашей сегодняшней встречи.
Игорь: У меня однажды была премьера на Берлинале. Все спрашивают: «А чего ж вы такое жесткое кино делаете, такое мрачное, такое чудовищное? Есть же светлые истории, ну дайте нам свет, доброту!»
Трифон: Мне кажется, время сейчас тревожное, и людям просто нужен эскапизм – в хорошем смысле.
Александр: Смотрите. По отношению к сказке детьми действительно становятся все – и взрослые тоже. Это нам убедительно показал Голливуд. Все становятся детьми. Чем отличается ребенок? Он чего-то не знает. Есть дом, он на многих этажах не был. А что там? Ему все что угодно скажи, он поверит, потому что он там пока не побывал. «Там живут драконы!» А взрослый – это тот, кто исходил все эти этажи. «Слушай, а нет там никаких драконов-то!» И когда мы начинаем новое что-то придумывать, мы надстраиваем еще этажи, на которых и взрослые тоже не были.
И это не эскапизм. Я с точки зрения биологии на это смотрю. У человека есть потребность в том, чтобы видеть героев, видеть сверхлюдей, сверхчеловеков. Быстрее, выше, сильнее – к этому любой стремится. Эту потребность долго удовлетворял великий американский кинематограф. Но он кончился, ушел. Оставил после себя пустоту, вакуум. Его, собственно, и заняли сказки. Потребность у рынка огромная, а индустрия просто следует за ней. Все хотят сказку. Можно, в принципе, сказать, что, например, «Лед» – это тоже сказка, и очень успешная.
Трифон: И она зашла зрителю, но и американские образы – все эти люди в трико – все-таки у российского зрителя тоже отзывались.
Михаил: Они очень серьезно к себе относятся. Российский зритель хочет, чтобы была некоторая степень иронии. Ему больше «Железный человек» нравится – он по-другому себя ведет, он ироничный. На чистом героизме тут выехать не получится.
Трифон: Насколько вы как создатели и производители такого контента уделяете внимание ценностным аспектам внутри этих сказок? Потому что если говорить про американских супергероев, например, то у них вполне понятный политический посыл. Да и не только политический.
Михаил: У меня несколько тезисов. Я никогда не встречал ситуации, когда мы бы все сидели и думали, как нам вставить в сюжет какую-нибудь моральную мысль для детей. Не встречал. Мне кажется, что это предполагается всегда, по умолчанию всегда есть некая моральная идея. Но так не только в кино. Это как разговор с ребенком – он учится не на твоих нотациях, а на твоем примере, смотрит, как ты себя вел. Второй момент смежный. Американские супергерои патриотичные, потому что у зрителя именно это очень востребовано. Да и кинематографисты – ну что-то должно откликаться у команды, искусственно ничего такого вставить не получится.
Игорь: Что такое вкус? Вкус – это чувство меры. Мы стараемся при написании первого синопсиса закладывать какие-то ценности, мировоззрение, сверхзадачу даже, нечто базовое. И это именно то, что делает старую сказку современной. Не когда ты вставляешь в нее «ТикТок», подкасты и другие временные вещи, а когда она говорит о базовых вещах. Уверен, что любой фильм выходного дня через годы неизбежно проиграет фильму, который будет говорить о самом главном: о любви, прощении, самопожертвовании. О базовых вещах.
Трифон: Да, но ведь базовые ценности сейчас тоже по всему миру пытаются переосмыслять, по-другому расставлять акценты. Например, в детских мультфильмах стала подниматься тема экологии.
Илья: Это скорее инкрустация дополнительной темы. А основная ценность та же – человеческая жизнь, семья, рождение детей. По-прежнему все то же самое.
Михаил: Слово «повестка» меня угнетает. Все-таки люди, которые создают картину, это субъекты, а не объекты. Нет же такого, что к ним кто-то пришел и говорит: давай по пунктам, вот у тебя экология, вот глобальное потепление. Если они про это говорят, значит, таково их искреннее желание.
Игорь: В хорошей истории никогда не будет торчать на виду шляпка гвоздя, на которой написано: «Ценности сегодняшнего дня, умершие в 2025-м». Пушкин-то недавно жил. Вот сказки были!
Александр: У меня в этом плане жестче подход. Выбираю конкретную мораль и начинаю ее проводить. Вот сейчас я снимаю фильм о родителях, которые редко бывают с детьми. Это мое личное, меня настигла печаль, о которой многие родители говорят. В 16 лет мой сын уехал учиться, и я не уверен, что он вообще вернется, он хочет уже в Кембридж поступать, уже на испанском говорит. Родители, которые пропускают детство своих детей, пропускают его навсегда, оно больше не повторится. Ты ни с кем не будешь играть в смешные игры, некому читать сказку на ночь, стирать пеленки. Раз – и твоего сына с тобой больше нет, а есть какой-то мужик, который где-то там чем-то занимается. Ты ему, в общем-то, и не особо-то нужен, он не хочет ничего вспоминать. И в фильме у меня отец, который вдруг это понимает. Я сам это прожил. Значит, на эту мысль и работаем. Другое – это должно быть сделано не тупо. Ты должен не мораль людям читать, а дать это зрителям прожить.